Исихасты из Долины Келлий

[Vardan]

Всем памятна блаженная Мавра, монахиня, пришедшая сюда по горам и долам в 1969-м году аж с Нямецких гор (около 360 км).

— Мне рассказывал отец Дорофей (Бэрбиеру), тоже отшельник из Долины Келлий, родной брат протосингела Пимена, обретшего святые мощи. Мавра пришла из окрестностей монастыря Сихла зимой, по глубокому снегу, который был тогда выше колен. С ней шли два волка, которые охраняли ее, а она говорила с ними, как с людьми.

Да, волки, здоровенные волки. Она обращалась к ним по имени. Сначала спросила внизу, в селе, где святое место, называемое Четэцуя. Затем вошла в пещерный храм и пробыла там 3 дня, не вставая с колен. Исповедалась у отца Дорофея. Сказала, что всю жизнь чувствовала призвание прийти сюда, на место тясячелетней молитвы. Затем она забрала своих волков и ушла назад, в Сихлу, за сотни километров по сугробам. В документах Сихлы значится, что она подвизалась отшельницей-мученицей до конца дней.


382841.p.jpg
Окрестности монастыря Четэцуя Негру Водэ


Сухари для святых

Каждый год с наступлением зимы настоятель начинает собирать хлеб и режет его на кубики, чтобы получились сухари наподобие артоса. Оставляет их на солнышке, чтобы подсохли, затем раскладывает в мешки. В каждый мешок кладет и глыбу соли.

Отец Модест ходит с трудом. У него диабет, он перенес несколько операций на ногах по причине обморожений и серьезных травм, которые неоднократно получал при длительных восхождениях в горы. Невзирая на это, он берет мешки и несет их отшельникам.

— Мне часто хотелось принести им и какой-нибудь постной еды, но они категорически отказываются. Негодуют даже. Да они и этих сухарей на самом деле не просили, это я упорно оставляю им мешки в условленных местах. Еда для них не имеет никакого значения. Время от времени лизнут соли, отопьют воды, которую я им ношу, и им этого хватает. Они ведь погружены в молитву. А этому телу не так уж много и нужно, лишь бы были силы молиться.

Если люди вдруг набредут на них, они от них прячутся, убегают. Или прогоняют их. Причем прогоняют достаточно грубо. Но если отшельники не общаются с людьми, это не значит, что они их не любят. Они их очень любят, они обладают даром молиться за всех людей сразу. А молятся они со слезами. Мне так и сказал отшельник Пахомий, довольно резко, сказал — как отрезал: «Отче, знай: молитва без слез — это не молитва!»

Пахомий появился здесь тоже с волком и тоже с Нямецких гор, из монастыря Сихастрия. В прошлом году, в сентябре, исполнилось 2 года с тех пор, как его не стало. Тоже шел сюда сотни километров пешком, через горы. И шел только по ночам. А этот волк охранял его до самой смерти.

Пахомий был высоким, жилистым, крепким. Весь его вид наводил на меня какой-то ужас. Я всегда видел его хмурым, безжалостным. Когда он открывал рот, его басистый и громкий голос гремел, подобно грому. Глаза его, красные от бессонных ночных бдений, сверкали из-под густых бровей.

Скажу вам, я его как-то побаивался. Особенно при взгляде на волка, дожидавшегося его вверху, на скале. Только потом вник в его внутренний сокровенный мир. Это был человек, пребывающий в гармонии со всем окружающим: с природой, чередованием времен года… Он нервничал, когда я ему что-нибудь предлагал, не жаловался ни на что, говорил, что зимой в его пещере очень тепло без огня.

Я всего три раза, и то немного, побыл с ним. Мы шли мимо косуль, а они от нас не убегали. Видел рысь на ветке прямо у себя над головой, она зарычала, готовая на нас прыгнуть. Но блаженный Пахомий слегка повернул к ней голову и прогремел своим голосом: «Э-э-эй!» — и рысь покорно опустила голову на лапы и села, как послушный кот. Больше не издала ни звука, но и не ушла.

За всё время, пока я был с ним, мы ни разу не заговорили о том, что происходит в мире. Эти отшельники… такое впечатление, что они знают всё о том, как живет мир, не нуждаясь в телевизоре и конкретной информации о нем.

Помню, однажды мы стояли с ним здесь, у Креста, смотрели на горы. Всё больше молчали, как обычно. Я был тогда на грани отчаяния: монастырь во многом нуждался, братство маленькое… У меня впервые возникло искушение оставить монастырь. Уйти на Святую Гору Афон. Помню, батюшка тогда коснулся рукой моего плеча. Он никогда не делал таких фамильярных жестов. Я не мог удержаться и выпалил:

— Не знаю, отче… Мы грешные… Особенно я, я самый великий грешник на свете!

У меня лились слезы. Он выслушал меня, а затем возгласил, почти крича:

— Ты слышишь, преподобный? Знай, что и у чертополоха есть свой цветок и свой аромат! Люди как чертополох. Ты видел цветок чертополоха? А тебе не кажется, что он самый красивый на земле?

Отшельник с небес

За всё время своего пребывания в Четэцуе отец Модест побывал только в 7 келлиях схимников — из всего их множества, разбросанного по узкой Долине Келлий. Причина в том, что он почти всегда выходит там на медведиц с медвежатами, не говоря уже о том, что туда очень тяжело подниматься. Например, схимонах Памво обитает в пещере где-то между Долиной Келлий и Долиной Коман и добирается сюда часа 3–4 по короткому пути, известному ему одному. Никто ума не приложит, как он это делает, но он всегда приходит в монастырь откуда-то сверху, по-над келлиями.

— Он не обходит гору, чтобы потом взбираться на нее, как все, по тропинке. Он появляется сзади, со стороны Долины Коман, где никаких тропинок нет. Как будто шествует по небу, — изумляется игумен.

Он часто находит его у поклонного Креста или в другом месте, у пещеры Замолкса, например, под которой тоже есть глубокая пропасть. Памво — отшельник, чаще всех приходящий в монастырь. Чуть ли не через месяц-два. Ему необходима церковь, литургия, он однажды исповедовался у отца Модеста. Но тоже проводит зиму в неотапливаемой пещере и ничего не просит.

— Не могу сказать, что мы с ним особо разговариваем, когда видимся. Так, перемолвимся словом-другим. Однажды он сказал мне, что, когда молишься, ощущаешь такое горение в сердце, что оно согревает тебя в холоде, и ты уже не чувствуешь ничего.

Внешне он кажется молодым, в силе, но я слышал, что ему далеко за 80. И еще у него есть такое присловье, которое он повторяет постоянно: «Самый дорогой дар человеку — жизнь!» Он только это и говорит: «Не будем забывать, что жизнью надо дорожить!»

Отец Модест знает еще двух исихастов, обитающих в самом конце Долины Келлий, в направлении гор Бучеджь: схимонахов Николая и Тихона. Они тоже пришли давно, еще в 1998-м году, пройдя все Восточные Карпаты с севера на юг в поисках этой знаменитой долины.

— У них у обоих есть что-то… от русских, они с трудом говорят по-румынски. Меня поразило, что с тех пор, как пришли, они совсем не меняются внешне. Николай, без сомнения, очень старый, ему, может, уже перевалило за 100 лет, кто знает… У них ведь возраста нет. А Тихон — его ученик, он молодой, ему всего 70 с небольшим. Думаю, они сейчас обитают в той же пещере, вместе, чтобы Тихон мог заботиться о старце. Я знаю эту пещеру 23 года, но к ним не хожу. Мы встречаемся только в определенных условленных местах. Однажды они сказали мне, что пришли сюда потому, что слышали, что в Долине Келлий подвизалось много древних святых. И что оба останутся здесь до самой смерти.

Я должен уточнить, что получить от отца Модеста эту информацию об исихастах было не очень легко. Сначала он вообще не хотел говорить мне ничего. Останавливался на середине фразы, не решаясь продолжить. Имен их не открывал до последнего. Уверял, что даже если бы сам епископ приказал ему показать места, где они обитают, он не открыл бы их тайн.

Отшельников он знает давно, знает, что они люди Божии. Убежден, что в некоторых пещерах, открытых им, без сомнения, покоятся чьи-то кости или нетленные мощи.

— Здесь есть пещера, на другом склоне, с двумя каменными грибами у входа, по ту и другую сторону от него, напоминающими изваяния Бабеле в горах Бучеджь. А над входом виднеется небольшое углубление для иконы. Потолок наполовину обрушился, но внутри можно увидеть подобие ложа, высеченного из камня, и древние надписи, в точности как в пещере Святого Иоанникия в 1638-м году.

Где-то внизу, прямо под нашими келлиями, располагается другая пещера, очень древняя, в которой поместилось бы 5 человек. Она еще частично сохранилась, но вход в нее заделан стеной из валунов. Уверен, что там покоится тело подвижника, но я не захотел его тревожить. И места этого тоже не хочу показывать. Не считаю себя достойным раскапывать его, это слишком большая ответственность. Решил, что это произойдет, когда Богу будет угодно.

Отец Модест прекрасно знает, что такое отшельничество. У него уже есть опыт пребывания со святым. Он в 18 лет отрекся от мира. В 1982-м уже был в монастыре, в Ситару. Ему было неважно ни то, что он окончил два вуза и получил две магистерские степени — в области богословия и истории, ни то, что стал ближайшим помощником Преосвященного Феофана, викарного патриаршего епископа. Служил в Бухаресте, его ждало большое будущее, но в 1992-м году он отказался от всего. После чудесного случая, о котором мало кому рассказывал. Передаю его здесь слово в слово.