Vardan
06.06.2024, 14:40
по материалам статьи: Семьдесят переводчиков и один богослов: кто сделал Септуагинту равной Торе?
Иванов Владимир, Желонкина Анна
Возникнув в ту эпоху, когда литературных переводов ещё не делали, Септуагинта легко смогла вытеснить еврейский оригинал в среде грекоязычных евреев. Учитывая тот факт, что у евреев, в какой бы стране они ни жили и каким бы языком ни пользовались, Священным Писанием всегда оставался текст Библии на древнееврейском языке, это кажется невероятным. Почему так произошло? Поиск ответа на этот вопрос заставляет нас обратиться к истории возникновения Септуагинты. И здесь нельзя обойти вниманием документ под названием Послание Аристея, изучению которого и посвящена данная публикация.
Перевод Ветхого Завета на древнегреческий язык, известный под названием Септуагинта, имеет особое место среди библейских переводов. И не только потому, что это был первый в истории письменный перевод Библии, и даже не потому, что большинство отцов Церкви пользовались именно Септуагинтой, а не еврейским текстом.
Своим особым статусом Септуагинта обязана человеку, который сделал греческий перевод признанным в еврейской среде текстом. Сегодня его имя известно только специалистам, поэтому рассказ о нем мы начнем с церковного предания о старце Симеоне.
3988
картина Рембранта
Доживший до седин служитель Иерусалимского храма принял на руки младенца Христа. Об этой встрече нам известно из свидетельства евангелиста Луки, который сообщает, что Симеону «было предсказано Духом Святым, что он не увидит смерти, доколе не увидит Христа Господня» (Лк. 2, 26).
Почему Симеону была оказана такая честь? Вот что рассказывает акафист этому святому в переводе на русский язык:
«Ангел Господень послан был известить старцу Симеону, что обещанный Спаситель мира, Христос, воистину родится от Девы, ибо, когда Симеон читал книгу пророка Исаии и дошел до того места, где сказано «се Дева во чреве приимет и родит сына и нарекут имя Ему: Еммануил», он усомнился и подумал: «Может ли такое быть?» Тогда явился ему Ангел и возвестил, что Симеон не умрет, доколе не увидит рожденного от Девы Христа Господня».
Симеон не просто читал книгу Исаии, но и работал над ней: он был одним из семидесяти двух «толковников», которые создали в Александрии первый перевод книг еврейской Библии на греческий язык. Работая над переводом, Симеон усомнился в правильности предсказания пророка Исаии о непорочном зачатии Мессии. Симеон не знал, как перевести еврейское слово «алма»: как «партенос» (дева, девушка) или «неаниас» (женщина, молодка)? Бог продлил жизнь Симеона, чтобы он воочию увидел исполнение пророчества и ответ на свой вопрос.
Перевод, над которым трудился старец, имеет особый статус среди переводов Библии. Это первый в истории Библии перевод Ветхого Завета. В середине III в. до н.э. в Александрии Египетской Ветхий Завет был переведен с древнееврейского оригинала на древнегреческий язык. В дальнейшем этот перевод получил латинское название Interpretatio Septuaginta Virorum (Перевод семидесяти мужей), или кратко – Септуагинта (что и означает «семьдесят»).
Как сделать перевод равным оригиналу?
В древности ответ на вопрос о том, равен ли перевод оригиналу, был однозначным: нет. Перевод текста, а тем более текста, имеющего большое сакральное или культурное значение, всегда был вторичен по отношению к оригиналу. У евреев, в какой бы стране они ни жили и каким бы языком ни пользовались, Священным Писанием всегда оставался текст Библии на древнееврейском языке. Например, начиная с конца VI в. до н.э. евреи переводили Писание на арамейский язык, но эти арамейские переводы были устные и играли вспомогательную роль: они использовались только во время богослужения для объяснения Писания и проповеди.
Ситуация с Септуагинтой прямо противоположна: возникнув в ту эпоху, когда литературных переводов ещё не делали, Септуагинта легко смогла вытеснить еврейский оригинал в среде грекоязычных евреев. Почему так произошло? Поиск ответа на этот вопрос заставляет нас изучить историю возникновения Септуагинты. И здесь нельзя обойти вниманием документ под названием Послание Аристея. В этом тексте, датируемом II веком до н.э. и занимающем в современных изданиях несколько десятков страниц, некто Аристей рассказывает своему другу Филократу, каким образом был задуман и выполнен перевод Писания на греческий язык. Как утверждает Аристей, он принимал непосредственное участие в переводе и поэтому поведал Филократу историю «из первых рук». А история эта такова.
Египетский царь Птолемей Филадельф (II век до н.э.) пожелал пополнить знаменитую Александрийскую библиотеку свитком еврейского Закона: царь хотел не просто иметь свиток, но и понять, что в нем сказано, а потому заказал перевод. С этой целью он отправил делегацию к иудейскому первосвященнику в Иерусалим. Переговоры прошли успешно, и первосвященник прислал в Александрию семьдесят два сведущих в Законе старца: по шесть человек от каждого израильского колена. Еврейские мудрецы были торжественно приняты при дворе Птолемея: царь вышел встречать гостей, отвел им лучшие покои во дворце и устроил в их честь семидневный пир, на котором гости из Палестины не переставали поражать царя своей мудростью. Когда пир кончился, старцы приступили к переводу Священного Писания: каждый день они собирались вместе, читали небольшой отрывок и обсуждали, каким образом его следует перевести. Окончательный вариант записывался только тогда, когда все семьдесят два участника приходили к единому решению. Перевод был выполнен в семьдесят два дня, «будто бы преднамеренно заранее» (как отмечает Аристей). Готовый текст был публично прочитан и принят александрийцами с величайшим одобрением.
Рассказ Аристея дошел до нас в качестве предисловия к сборникам толкований на Ветхий Завет; иногда Послание даже издается вместе с греческой Библией в одном томе. Это указывает на то, что на протяжении веков текст Письма воспринимался лишь как историческое свидетельство о рождении Септуагинты. И если в древности никто не сомневался в подлинности рассказанной Аристеем истории, то современные ученые относятся к ней скептически. Действительно, в Послании обнаруживается огромное количество анахронизмов. В частности, Аристей говорит, что библиотекарем при Птолемее был Деметрий Фалернский, хотя достоверно установлено, что в самом начале своего правления Птолемей отправил Деметрия в изгнание. В числе участников пира упоминается философ Менедем Эретрейский, который, как мы знаем из других источников, умер раньше описываемых событий и, кроме того, никогда в Александрии не был. Также необычна для язычника, каким себя представляет Аристей, горячая заинтересованность в иудаизме и осведомленность в мельчайших деталях еврейского Закона. Скепсис ученых был столь глубок, что некоторые даже перестали считать Послание единым текстом: утверждалось, что это компиляция разножанровых фрагментов.
Несколько лет назад впервые появилась работа, которая реабилитировала Аристея в глазах современной науки и объяснила подлинное значение его труда. Это исследование С. Хонигман под названием «Септуагинта и изучение Гомера в Александрии». Отличие подхода С. Хонигман заключается в том, что она оценивает Послание как целостное художественное произведение и помещает его в контекст, в котором оно было написано, – в контекст александрийской культуры. Сопоставляя композицию Послания с греческой историографией, С. Хонигман приходит к выводу, что Аристей всеми силами стремился придать своему тексту характер исторического сочинения. Однако, по мнению исследовательницы, не создание исторического сочинения было его целью: «Автор сочинения Аристея не стремился к тому, чтобы записать произошедшие события ради того только, чтобы они остались в памяти грядущих поколений. Цель автора – создать вокруг Септуагинты миф о ее происхождении, который бы утвердил ее статус как священного текста». Миф при этом понимается не как измышление или фантастический рассказ, но как овеянная древностью история о событиях, имеющих большое историческое значение в настоящем.
Как считает еврейская традиция, Тору Израиль получил в результате чудесного явления Бога Моисею. Святость еврейского Закона неоспорима – ибо он дан (физически!) Самим Богом. Отнесение этого чудесного события к доисторической эпохе снимает возможное недоверие к нему. «Да, мы сейчас не сталкиваемся с явными чудесами, – думаем мы об истории дарования Торы на Синае, – но ведь это было так давно. Мало ли что могло тогда происходить». А что делать, если события происходили не так давно? Если речь идет о переводе, выполненном простыми смертными и являющемся очевидным образом вторичным по отношению к оригиналу? Как доказать, что такой перевод эквивалентен оригиналу? Тора в иудаизме наделена божественной природой в силу своего божественного происхождения. Значит, единственный способ приравнять Септуагинту к оригиналу – это показать, что перевод тоже имеет в какой-то мере божественное происхождение. Однако Аристей оказывается перед сложной задачей. Эпоха чудес осталась в прошлом: эллинистический Египет времен Аристея был в этом отношении схож с современным миром, не признающим чудес и стремящимся рационально объяснить всякое явление действительности. Вы только представьте, что кто-то сейчас будет вам доказывать что-то с помощью чуда: мол, это так, потому что ему был голос с неба, земля разверзлась, огонь вышел из-под земли и т.д. Едва ли вы примете такую аргументацию. И Аристей это понимал. Поэтому он избегал чудес, стремясь придать своему тексту наиболее правдоподобный характер. Для этого он представляет себя непосредственным участником событий, подробно описывает все происходящее и включает в свое Послание «подлинные документы» из царского архива: декрет царя об освобождении евреев, отчеты Деметрия Фалернского и царскую переписку с первосвященником Елеазаром.
Поразительно, но в большом сочинении, повествующем о божественном предмете, мы не найдем ничего, что выходило бы за рамки естественного порядка вещей. Единственным исключением может служить числовая символика: семьдесят два мудреца, семьдесят два дня работы, но Аристей, вводя эти детали в текст, не устает сам удивляться нечаянным совпадениям. Заключает же свое письмо Аристей такими словами: «Филократ, теперь ты знаешь всю историю; от нее ты получишь гораздо больше удовольствия, чем от сочинений разных выдумщиков».
Божественное всеведение как ключ к успеху
Казалось бы, в Послании нет ничего такого, что могло убедить читателя в том, что Септуагинта была создана при участии Бога. Нигде на страницах Послания Бог не обращается к людям напрямую, не является в образе огня или дыма, не насылает бедствия и не подает пищу с неба. И вместе с тем, его присутствие ощущается на каждом этапе работы: Бог в Послании едва ли не самый деятельный участник событий. Без Его ведома ничего не происходит, «Он управляет и владычествует над всем», «всякое место наполнено Его могуществом», «Ему известно, что делает любой человек».
Без ведома Бога невозможно никакое начинание, даже сон, «ведь Бог руководит устремленными к благородным целям мыслями и делами человека, как бодрствующего, так и спящего». Послание изобилует примерами этого невидимого присутствия Бога. Например, Аристей обращается к египетскому царю с просьбой освободить пленников и «в душе своей молится Богу». Он твердо уверен, что «Бог исполнит просимое, если люди делают то, что относится к справедливости». Царь, действительно, исполняет просьбу Аристея, но не по собственному великодушию, а потому что «Бог дал ему возможность послужить спасению множества». Аристей не устает подчеркивать, что все «направляется Богом», совершается «Божьей силой» и «благодаря Божьей помощи». Поэтому, когда «старцы особенно добродетельной жизни» благочестиво совершают свою работу, – это значит, что они ведомы самим Богом.
Чтобы еще более укрепить авторитет вновь созданного текста, Аристей вкладывает в уста библиотекаря Деметрия рассказ о предшествующих неудачных попытках перевести Священное Писание. Библиотекарь вспоминает, что историк Феопомп и поэт Феодект пытались цитировать Закон в своих сочинениях в «целях развлечения». Однако для обоих это обернулось катастрофой: Феодект потерял зрение, а Феопомп лишился рассудка. Когда же они поняли причину постигших их несчастий и отказались от замысла использовать библейский текст, они снова обрели здоровье.
Всеведение Бога, Его деятельное участие в делах, благочестие участников и удачный исход дела становится очевидным доказательством сакральности текста – столь же очевидным для человека эллинистической эпохи, сколь очевидной была сакральность Закона, дарованного Моисею Богом, для древнего иудея.
Септуагинта получает мировое признание
Дело Аристея живет в веках. В значимость Септуагинты поверили не только современники Аристея, но и люди, жившие уже в христианскую эпоху. Отцы Церкви (среди них Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст) цитировали и толковали Библию в ее греческом изводе, то есть Септуагинту. Греческий текст Ветхого Завета стал условно православной версией (католическая версия – это латинский перевод Иеронима, известный как Vulgata, а протестантская версия – это еврейский масоретский текст в переводе Лютера). И сегодня, читая Библию на родном языке, мы ощущаем связь с Септуагинтой: в синодальном переводе в скобках приведен текст Септуагинты в тех случаях, когда он отличается от текста еврейской рукописи, которая легла в основу русского перевода.
История чтимого нами старца Симеона также восходит к легенде о возникновении Септуагинты, начало которой положил Аристей. Дело в том, что рассказ о семидесяти двух приглашенных из Палестины мужах-толковниках укоренился в традиции и неоднократно пересказывался. Каждый раз к нему прибавлялись все новые и новые подробности. Первым добавление сделал Филон Александрийский, иудейский философ и богослов, живший на рубеже эр. Согласно Филону, переводчики трудились, «словно пророчествовали по божественному вдохновению». При этом из рассказа Филона следует, что, когда старцы начинали совещаться между собой относительно перевода, у всех совпадали мысли: «у всех выходили одни и те же слова и высказывания, как если бы каждому из них кто-то тайно подсказывал». Ириней Лионский, отец Церкви II в., автор сочинения «Против ересей», подхватывает идею единомыслия переводчиков и развивает ее, первым впуская чудо в историю создания Септуагинты: согласно Иринею, старцы работали отдельно друг от друга и не сообщались между собой. Однако по завершении работы оказалось, что текст совпал слово в слово у всех семидесяти переводчиков. Похожим образом пересказывает эту историю и младший современник Иринея Лионского, Климент Александрийский. Автор «Увещевательного слова к эллинам», трактата III в., известный в науке под именем Псевдо-Юстин, прибавляет, что каждому переводчику была выделена своя собственная хижина, а также были назначены специальные люди, препятствовавшие общению переводчиков между собой. В конце рассказа Псевдо-Юстин замечает: «То, что я вам рассказал, не какие-нибудь выдумки. Мы сами были в Александрии и видели развалины тех хижин, которые до сих пор сохраняются на острове Фарос, саму же историю мы слышали от местных жителей». А в более поздний период (в хронике Евтихия, о которой мы уже упоминали, а также в хронике Георгия Кедрина XI в.) причины долгожительства старца Симеона из Евангелия от Луки связываются с чудесной историей Перевода семидесяти.
Мы видим интересный феномен: Аристей доказывал сакральность Септуагинты с помощью своей богословской концепции при полном отказе от введения в повествование чудес. Септуагинта действительно стала Священным Писанием – этот факт уже по крайней мере к концу I в. до н.э. не подлежал сомнению. И постепенно в рассказ Аристея стали вплетаться чудеса, что свидетельствует об отношении к Септуагинте как к предмету безусловно сакральному.
Насколько же преуспел Аристей в своем деле, если его последователи безоговорочно приняли Септуагинту, а ученые, отвергавшие его сочинение как подложный документ и даже называвшие Аристея обманщиком, никогда не сомневались в важности самой Септуагинты и в целом принимали данные Аристея о первом в истории переводе Библии!
Иванов Владимир, Желонкина Анна
Возникнув в ту эпоху, когда литературных переводов ещё не делали, Септуагинта легко смогла вытеснить еврейский оригинал в среде грекоязычных евреев. Учитывая тот факт, что у евреев, в какой бы стране они ни жили и каким бы языком ни пользовались, Священным Писанием всегда оставался текст Библии на древнееврейском языке, это кажется невероятным. Почему так произошло? Поиск ответа на этот вопрос заставляет нас обратиться к истории возникновения Септуагинты. И здесь нельзя обойти вниманием документ под названием Послание Аристея, изучению которого и посвящена данная публикация.
Перевод Ветхого Завета на древнегреческий язык, известный под названием Септуагинта, имеет особое место среди библейских переводов. И не только потому, что это был первый в истории письменный перевод Библии, и даже не потому, что большинство отцов Церкви пользовались именно Септуагинтой, а не еврейским текстом.
Своим особым статусом Септуагинта обязана человеку, который сделал греческий перевод признанным в еврейской среде текстом. Сегодня его имя известно только специалистам, поэтому рассказ о нем мы начнем с церковного предания о старце Симеоне.
3988
картина Рембранта
Доживший до седин служитель Иерусалимского храма принял на руки младенца Христа. Об этой встрече нам известно из свидетельства евангелиста Луки, который сообщает, что Симеону «было предсказано Духом Святым, что он не увидит смерти, доколе не увидит Христа Господня» (Лк. 2, 26).
Почему Симеону была оказана такая честь? Вот что рассказывает акафист этому святому в переводе на русский язык:
«Ангел Господень послан был известить старцу Симеону, что обещанный Спаситель мира, Христос, воистину родится от Девы, ибо, когда Симеон читал книгу пророка Исаии и дошел до того места, где сказано «се Дева во чреве приимет и родит сына и нарекут имя Ему: Еммануил», он усомнился и подумал: «Может ли такое быть?» Тогда явился ему Ангел и возвестил, что Симеон не умрет, доколе не увидит рожденного от Девы Христа Господня».
Симеон не просто читал книгу Исаии, но и работал над ней: он был одним из семидесяти двух «толковников», которые создали в Александрии первый перевод книг еврейской Библии на греческий язык. Работая над переводом, Симеон усомнился в правильности предсказания пророка Исаии о непорочном зачатии Мессии. Симеон не знал, как перевести еврейское слово «алма»: как «партенос» (дева, девушка) или «неаниас» (женщина, молодка)? Бог продлил жизнь Симеона, чтобы он воочию увидел исполнение пророчества и ответ на свой вопрос.
Перевод, над которым трудился старец, имеет особый статус среди переводов Библии. Это первый в истории Библии перевод Ветхого Завета. В середине III в. до н.э. в Александрии Египетской Ветхий Завет был переведен с древнееврейского оригинала на древнегреческий язык. В дальнейшем этот перевод получил латинское название Interpretatio Septuaginta Virorum (Перевод семидесяти мужей), или кратко – Септуагинта (что и означает «семьдесят»).
Как сделать перевод равным оригиналу?
В древности ответ на вопрос о том, равен ли перевод оригиналу, был однозначным: нет. Перевод текста, а тем более текста, имеющего большое сакральное или культурное значение, всегда был вторичен по отношению к оригиналу. У евреев, в какой бы стране они ни жили и каким бы языком ни пользовались, Священным Писанием всегда оставался текст Библии на древнееврейском языке. Например, начиная с конца VI в. до н.э. евреи переводили Писание на арамейский язык, но эти арамейские переводы были устные и играли вспомогательную роль: они использовались только во время богослужения для объяснения Писания и проповеди.
Ситуация с Септуагинтой прямо противоположна: возникнув в ту эпоху, когда литературных переводов ещё не делали, Септуагинта легко смогла вытеснить еврейский оригинал в среде грекоязычных евреев. Почему так произошло? Поиск ответа на этот вопрос заставляет нас изучить историю возникновения Септуагинты. И здесь нельзя обойти вниманием документ под названием Послание Аристея. В этом тексте, датируемом II веком до н.э. и занимающем в современных изданиях несколько десятков страниц, некто Аристей рассказывает своему другу Филократу, каким образом был задуман и выполнен перевод Писания на греческий язык. Как утверждает Аристей, он принимал непосредственное участие в переводе и поэтому поведал Филократу историю «из первых рук». А история эта такова.
Египетский царь Птолемей Филадельф (II век до н.э.) пожелал пополнить знаменитую Александрийскую библиотеку свитком еврейского Закона: царь хотел не просто иметь свиток, но и понять, что в нем сказано, а потому заказал перевод. С этой целью он отправил делегацию к иудейскому первосвященнику в Иерусалим. Переговоры прошли успешно, и первосвященник прислал в Александрию семьдесят два сведущих в Законе старца: по шесть человек от каждого израильского колена. Еврейские мудрецы были торжественно приняты при дворе Птолемея: царь вышел встречать гостей, отвел им лучшие покои во дворце и устроил в их честь семидневный пир, на котором гости из Палестины не переставали поражать царя своей мудростью. Когда пир кончился, старцы приступили к переводу Священного Писания: каждый день они собирались вместе, читали небольшой отрывок и обсуждали, каким образом его следует перевести. Окончательный вариант записывался только тогда, когда все семьдесят два участника приходили к единому решению. Перевод был выполнен в семьдесят два дня, «будто бы преднамеренно заранее» (как отмечает Аристей). Готовый текст был публично прочитан и принят александрийцами с величайшим одобрением.
Рассказ Аристея дошел до нас в качестве предисловия к сборникам толкований на Ветхий Завет; иногда Послание даже издается вместе с греческой Библией в одном томе. Это указывает на то, что на протяжении веков текст Письма воспринимался лишь как историческое свидетельство о рождении Септуагинты. И если в древности никто не сомневался в подлинности рассказанной Аристеем истории, то современные ученые относятся к ней скептически. Действительно, в Послании обнаруживается огромное количество анахронизмов. В частности, Аристей говорит, что библиотекарем при Птолемее был Деметрий Фалернский, хотя достоверно установлено, что в самом начале своего правления Птолемей отправил Деметрия в изгнание. В числе участников пира упоминается философ Менедем Эретрейский, который, как мы знаем из других источников, умер раньше описываемых событий и, кроме того, никогда в Александрии не был. Также необычна для язычника, каким себя представляет Аристей, горячая заинтересованность в иудаизме и осведомленность в мельчайших деталях еврейского Закона. Скепсис ученых был столь глубок, что некоторые даже перестали считать Послание единым текстом: утверждалось, что это компиляция разножанровых фрагментов.
Несколько лет назад впервые появилась работа, которая реабилитировала Аристея в глазах современной науки и объяснила подлинное значение его труда. Это исследование С. Хонигман под названием «Септуагинта и изучение Гомера в Александрии». Отличие подхода С. Хонигман заключается в том, что она оценивает Послание как целостное художественное произведение и помещает его в контекст, в котором оно было написано, – в контекст александрийской культуры. Сопоставляя композицию Послания с греческой историографией, С. Хонигман приходит к выводу, что Аристей всеми силами стремился придать своему тексту характер исторического сочинения. Однако, по мнению исследовательницы, не создание исторического сочинения было его целью: «Автор сочинения Аристея не стремился к тому, чтобы записать произошедшие события ради того только, чтобы они остались в памяти грядущих поколений. Цель автора – создать вокруг Септуагинты миф о ее происхождении, который бы утвердил ее статус как священного текста». Миф при этом понимается не как измышление или фантастический рассказ, но как овеянная древностью история о событиях, имеющих большое историческое значение в настоящем.
Как считает еврейская традиция, Тору Израиль получил в результате чудесного явления Бога Моисею. Святость еврейского Закона неоспорима – ибо он дан (физически!) Самим Богом. Отнесение этого чудесного события к доисторической эпохе снимает возможное недоверие к нему. «Да, мы сейчас не сталкиваемся с явными чудесами, – думаем мы об истории дарования Торы на Синае, – но ведь это было так давно. Мало ли что могло тогда происходить». А что делать, если события происходили не так давно? Если речь идет о переводе, выполненном простыми смертными и являющемся очевидным образом вторичным по отношению к оригиналу? Как доказать, что такой перевод эквивалентен оригиналу? Тора в иудаизме наделена божественной природой в силу своего божественного происхождения. Значит, единственный способ приравнять Септуагинту к оригиналу – это показать, что перевод тоже имеет в какой-то мере божественное происхождение. Однако Аристей оказывается перед сложной задачей. Эпоха чудес осталась в прошлом: эллинистический Египет времен Аристея был в этом отношении схож с современным миром, не признающим чудес и стремящимся рационально объяснить всякое явление действительности. Вы только представьте, что кто-то сейчас будет вам доказывать что-то с помощью чуда: мол, это так, потому что ему был голос с неба, земля разверзлась, огонь вышел из-под земли и т.д. Едва ли вы примете такую аргументацию. И Аристей это понимал. Поэтому он избегал чудес, стремясь придать своему тексту наиболее правдоподобный характер. Для этого он представляет себя непосредственным участником событий, подробно описывает все происходящее и включает в свое Послание «подлинные документы» из царского архива: декрет царя об освобождении евреев, отчеты Деметрия Фалернского и царскую переписку с первосвященником Елеазаром.
Поразительно, но в большом сочинении, повествующем о божественном предмете, мы не найдем ничего, что выходило бы за рамки естественного порядка вещей. Единственным исключением может служить числовая символика: семьдесят два мудреца, семьдесят два дня работы, но Аристей, вводя эти детали в текст, не устает сам удивляться нечаянным совпадениям. Заключает же свое письмо Аристей такими словами: «Филократ, теперь ты знаешь всю историю; от нее ты получишь гораздо больше удовольствия, чем от сочинений разных выдумщиков».
Божественное всеведение как ключ к успеху
Казалось бы, в Послании нет ничего такого, что могло убедить читателя в том, что Септуагинта была создана при участии Бога. Нигде на страницах Послания Бог не обращается к людям напрямую, не является в образе огня или дыма, не насылает бедствия и не подает пищу с неба. И вместе с тем, его присутствие ощущается на каждом этапе работы: Бог в Послании едва ли не самый деятельный участник событий. Без Его ведома ничего не происходит, «Он управляет и владычествует над всем», «всякое место наполнено Его могуществом», «Ему известно, что делает любой человек».
Без ведома Бога невозможно никакое начинание, даже сон, «ведь Бог руководит устремленными к благородным целям мыслями и делами человека, как бодрствующего, так и спящего». Послание изобилует примерами этого невидимого присутствия Бога. Например, Аристей обращается к египетскому царю с просьбой освободить пленников и «в душе своей молится Богу». Он твердо уверен, что «Бог исполнит просимое, если люди делают то, что относится к справедливости». Царь, действительно, исполняет просьбу Аристея, но не по собственному великодушию, а потому что «Бог дал ему возможность послужить спасению множества». Аристей не устает подчеркивать, что все «направляется Богом», совершается «Божьей силой» и «благодаря Божьей помощи». Поэтому, когда «старцы особенно добродетельной жизни» благочестиво совершают свою работу, – это значит, что они ведомы самим Богом.
Чтобы еще более укрепить авторитет вновь созданного текста, Аристей вкладывает в уста библиотекаря Деметрия рассказ о предшествующих неудачных попытках перевести Священное Писание. Библиотекарь вспоминает, что историк Феопомп и поэт Феодект пытались цитировать Закон в своих сочинениях в «целях развлечения». Однако для обоих это обернулось катастрофой: Феодект потерял зрение, а Феопомп лишился рассудка. Когда же они поняли причину постигших их несчастий и отказались от замысла использовать библейский текст, они снова обрели здоровье.
Всеведение Бога, Его деятельное участие в делах, благочестие участников и удачный исход дела становится очевидным доказательством сакральности текста – столь же очевидным для человека эллинистической эпохи, сколь очевидной была сакральность Закона, дарованного Моисею Богом, для древнего иудея.
Септуагинта получает мировое признание
Дело Аристея живет в веках. В значимость Септуагинты поверили не только современники Аристея, но и люди, жившие уже в христианскую эпоху. Отцы Церкви (среди них Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст) цитировали и толковали Библию в ее греческом изводе, то есть Септуагинту. Греческий текст Ветхого Завета стал условно православной версией (католическая версия – это латинский перевод Иеронима, известный как Vulgata, а протестантская версия – это еврейский масоретский текст в переводе Лютера). И сегодня, читая Библию на родном языке, мы ощущаем связь с Септуагинтой: в синодальном переводе в скобках приведен текст Септуагинты в тех случаях, когда он отличается от текста еврейской рукописи, которая легла в основу русского перевода.
История чтимого нами старца Симеона также восходит к легенде о возникновении Септуагинты, начало которой положил Аристей. Дело в том, что рассказ о семидесяти двух приглашенных из Палестины мужах-толковниках укоренился в традиции и неоднократно пересказывался. Каждый раз к нему прибавлялись все новые и новые подробности. Первым добавление сделал Филон Александрийский, иудейский философ и богослов, живший на рубеже эр. Согласно Филону, переводчики трудились, «словно пророчествовали по божественному вдохновению». При этом из рассказа Филона следует, что, когда старцы начинали совещаться между собой относительно перевода, у всех совпадали мысли: «у всех выходили одни и те же слова и высказывания, как если бы каждому из них кто-то тайно подсказывал». Ириней Лионский, отец Церкви II в., автор сочинения «Против ересей», подхватывает идею единомыслия переводчиков и развивает ее, первым впуская чудо в историю создания Септуагинты: согласно Иринею, старцы работали отдельно друг от друга и не сообщались между собой. Однако по завершении работы оказалось, что текст совпал слово в слово у всех семидесяти переводчиков. Похожим образом пересказывает эту историю и младший современник Иринея Лионского, Климент Александрийский. Автор «Увещевательного слова к эллинам», трактата III в., известный в науке под именем Псевдо-Юстин, прибавляет, что каждому переводчику была выделена своя собственная хижина, а также были назначены специальные люди, препятствовавшие общению переводчиков между собой. В конце рассказа Псевдо-Юстин замечает: «То, что я вам рассказал, не какие-нибудь выдумки. Мы сами были в Александрии и видели развалины тех хижин, которые до сих пор сохраняются на острове Фарос, саму же историю мы слышали от местных жителей». А в более поздний период (в хронике Евтихия, о которой мы уже упоминали, а также в хронике Георгия Кедрина XI в.) причины долгожительства старца Симеона из Евангелия от Луки связываются с чудесной историей Перевода семидесяти.
Мы видим интересный феномен: Аристей доказывал сакральность Септуагинты с помощью своей богословской концепции при полном отказе от введения в повествование чудес. Септуагинта действительно стала Священным Писанием – этот факт уже по крайней мере к концу I в. до н.э. не подлежал сомнению. И постепенно в рассказ Аристея стали вплетаться чудеса, что свидетельствует об отношении к Септуагинте как к предмету безусловно сакральному.
Насколько же преуспел Аристей в своем деле, если его последователи безоговорочно приняли Септуагинту, а ученые, отвергавшие его сочинение как подложный документ и даже называвшие Аристея обманщиком, никогда не сомневались в важности самой Септуагинты и в целом принимали данные Аристея о первом в истории переводе Библии!