Монтанизм

[Artur Sharakhimov]

Монтанизм
Монтанизм возник во Фригии после 155 года. Монтан пытался противостоять формализму в Церкви и считал, что Церковь должна направляться Духом Святым, а не людьми, которые ею руководят; он возражал также против возвышения епископа в поместной церкви.
Эта попытка сопротивления формализму и человеческой организации привела Монтана к пересмотру учения о втором пришествии и о Духе Святом. К сожалению, как нередко бывает в подобных случаях, Монтан впал в другую крайность и в своем фанатизме ложно толковал Писания.
Развивая свое необычное учение о богодухновенности, Монтан утверждал, что действие Духа было непосредственным и продолжительным и что он сам является «параклетом», «утешителем», через которого Дух Святой говорит Церкви так же, как Он говорил когда-то через Павла и других апостолов. Монтан придерживался достаточно неординарный эсхатологии. Он верил, что Небесное Царство Христа скоро установится в Пепузе во Фригии и что сам Монтан займет почетное место в этом Царстве. Для того чтобы приготовиться к пришествию Христа, он и его последователи практиковали строгий аскетизм: они не вступали вторично в брак, если умирал первый супруг, соблюдали множество постов и ели только пресную пищу.
Церковь осудила крайности этого движения. Константинопольский собор в 381 году постановил, что монтанистов необходимо считать язычниками. Однако Тертуллиана, одного из величайших отцов Церкви, привлекло это учение, и он сам стал монтанистом.
Наиболее интенсивно это движение развивалось в Карфагене и на востоке.
Движение монтанистов – это разновидность протеста, который появляется всякий раз, когда в Церкви начинает преобладать формализм в поклонении и преуменьшается роль Духа Божия. Это движение было и является напоминанием Церкви о том, что ее организация и вероучение должны учитывать эмоциональные потребности человеческой природы и жажду человека установить непосредственный духовный контакт с Богом.

[Artur Sharakhimov]

Монтанизм - религиозное движение в христианстве II века. Бывший языческий жрец Монтанэ из Фригии (на границе с Мизией), обратившись в христианство (около 156 г.), не захотел войти в слагавшиеся в то время церковные рамки и стал проповедовать живое духовное общение с Божеством, свободное от иерархии и обрядов и проявляющееся в индивидуальных харизмах, т. е. особых дарах Св. Духа, преимущественно в даре пророческом. Последователи Монтана, между которыми выдавались особенно две пророчицы, Приска (или Присцилла) и Максимилла, признали своего учителя за Параклета (Духа-Утешителя), обещанного в Евангелии Иоанна.
Движение распространилось из Малой Азии во Фракии; отголоски его достигли Карфагена, Рима и Южной Галлии. м, полагая сущность христианства исключительно в религиозном энтузиазме, своим отрицанием всякой иерархической и богослужебной формы сталкивался с церковью, а своим пренебрежением к умственной стороне религии представлял противоположность гностицизму, с которым, однако, последователи Монтана сходились в том, что настоящими духовными христианами и "святыми" считали только себя, а большинство верующих признавали за низший род людей — душевных. Пророческий дар у монтанистов выражался в экстатических припадках, а со стороны содержания пророчества сводились главн. образом к возвещению скорого второго пришествия Христа, причем фригийское мст. Пепуза объявлялось Новым Иерусалимом. Так как монтанисты оставляли неприкосновенными основные христианские догматы и восставали против церкви только в отношении дисциплины и нравов, заявляя себя здесь крайними ригористами, — то многие важные предстоятели церковные (Ириней Лионский, Элевфер Римский) смотрели сначала на это движение снисходительно; более строго отнесся к нему Папа Виктор, а впоследствии Монтанова, или катафригийская, ересь была окончательно осуждена Первым вселенским собором в Никее (325). О первоначальной истории М. сохранилось так мало положительных сведений, что в новейшее время некоторые слишком скептические историки склонялись к признанию самого Монтана и его двух пророчиц за мифы. Религиозные идеи М. известны главным образом из книг обратившегося в эту секту Тертуллиана (см.). Ср. Schwegler, "Der M. u. die christl. Kirche" (Тюбинген, 1841); Stroelin, "Essai sur le M." (Страсбург, 1877); De Soyres, "Montanism a. the primitive Church" (Кембридж, 1878); Bonwetsch, "Die Geschichte des M." (Эрланген, 1881).
Пятидесятнический историк В.И.Франчук в своем исследовании истории пятидесятничества воспевает оду лжепророку Монтану и древней ереси монтанизма осужденной церковью - объективный исторический факт - еще в древности.
Здесь приведены цитаты из его книги по истории пятидесятнического движения «Просила Россия дождя у Господа», в которой он проводит прямую параллель между современным пятидесятничеством и этой древней ересью монтанизма.
Обратите внимание на то, с какой симпатией автор пишет о явных еретиках:
«Однако, почему говорение на иных языках так редко упоминается в писаниях отцов церкви? Непреложный факт состоит в том, что Церковь была тяжело угнетаемая и преследуемая. Отцы церкви писали свои книги, чтоб приобрести понимание и принятие во враждебном мире. Как указывали апостолы, говорение на иных языках не продаётся покупателям, но даётся для личного поклонения и научения и, когда это используется именно таким образом, это становится очевидным для всех знаком духовности (Деян. 8:18-20; 1Кор. 14:22-25). Впоследствии о христианах стали распространятся самые дикие слухи. Их обвиняли, что христиане поедают новорожденных младенцев, что своими заклинаниями они вызывают неурожаи, наводнения и землетрясения. Христиане старались быть рациональными в своем поведении при избытке чувств. Они должны были показывать, что христианство было разумной верой, вполне приемлемой для окружающего мира. Разговоры об иных языках только подливали бы масла в огонь, который горел иррациональным отвержением христиан, как монстров или, в лучшем случае, как подозрительных личностей. Это не означает, что церковь отрицала иные языки. Просто она не могла позволить энтузиазму такого рода преобладать и поставить под угрозу само существование церкви во времена преследований. Говорение на языках постепенно прекращалось. Это вызывало чувство недовольства и беспокойства у определенного числа христиан. Несмотря на общее состояние христианства, во все века и во все времена (как показала история) в церквах христиан были люди, исполненные Святого Духа и веры, которые не только не были удовлетворены положением в церквах, но и ревностно, самоотверженно старались предостеречь других от пагубности ошибочного пути, или неверного выбора, старались вывести церкви на путь истинного поклонения Богу в духе и истине, спасти церкви от омертвляющего догматизма, застоя, косности, бездуховности. Жизнь таких людей, как правило, была трудной, трагической, но тому и должно было быть, ибо говорил апостол Павел, что "все желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы" (2 Тим. 3:12). И в таких случаях гонение приходило в первую очередь от власть имущих в церкви, от тех мертвых духовно христиан, которые не хотели никаких перемен, никакого пробуждения, которые были самодовольно удовлетворены своим загнивающим, заплесневелым греховным состоянием. Во второй половине второго века появился проповедник, который во весь голос стал звать христиан к возвращению к прежним формам служения в первоапостольской церкви. Это был Монтан – бывший языческий жрец из Фригии (по крайней мере так говорили о нем его недоброжелатели). Монтан и его сторонники выступили против омирщвления церкви, против греха, с которым христиане уже стали смиряться. Монтан призывал верующих пробудиться, исполниться силою Святого Духа, ревновать о духовных дарах. Убедительность его проповеди многих христиан пробуждала, обновляла, заставляла встрепенуться. Пробужденные верующие, исполненные Святым Духом, в свою очередь становились проповедниками. Началось большое движение, которое по имени его основателя Монтана было названо монтанизмом. Последователей этого движения стали называть монтанистами. В их среде верующие снова пророчествовали, говорили языками. Было много случаев, когда после принятия крещения многие люди говорили на языках. Волна Божией благодати, живительная волна прошла по христианским церквам. Официальные руководители церкви, стремясь дискредитировать движение монтанистов и персонально Монтана в глазах христиан, выдвинули против них обвинение в некоторых крайностях (скорее мнимых, чем действительных), которых при этом допускались. Так, в частности их обвиняли в отрицание положительной роли образования, искусственном вызывание гонений и т. д. Но при этом следует иметь в виду, что о личности, действиях и учении Монтана достоверной и объективной информации нет – и все названные крайности могут быть приписаны официальными историками официальной церкви с целью исказить, очернить образ Монтана и его последователей. Достоверно известно только то, что Монтан был отлучен от церкви, как того, впрочем, и следовало ожидать. Подобная практика отлучений истинных ревнителей дела Божьего впоследствии стала нормой, правилом борьбы с ними со стороны падшей церкви, падших руководителей. Встречается это, к сожалению, и сегодня. Но труд Монтана не пропал напрасно – влияние Монтана было очень большим, как и размах вновь появившихся харизматических проявлений. На некоторое время церковь ободрилась, получила новый заряд духовных сил, проявились в ней дары Святого Духа. И даже языческий философ Цельс, яростный противник христианства, отмечал в 177-180 годах, что в христианских церквах наблюдается всплеск говорения на иных языках.»

[Artur Sharakhimov]

Форма "пророчества". Самые пророчества монтанистов предлагаемы были в особой форме, которая, по их мнению, особенно характеризовала высоту открывавшегося в них дара, именно, существенным характеристическим отличием этих предсказаний было то, что они открывались в экстатическом состоянии. Сам Тертуллиан с особенным ударением говорит об этой черте. Человек, созерцающий славу Божию, осеняемый божественною силою, необходимо должен был выступить из своего нормального состояния (necesse est excidat sensu). Поэтому новое пророчество и характеризуется экстатическим состоянием, т. е. оно должно отличаться характером внеумным. Тертуллиан даже прямо называет это пророчество "как бы безумием" (ecstasin dicimus excessum sensus et amentiae instar). Подле откровения в экстазе, состоянии во всяком случае бодрственном, высоко ценилось еще пророчество в состоянии сна, откровение во сне, как состоянии тоже "внеумном". Предлагаемые в состоянии экстаза или в состоянии сна пророчества должны были отличаться характером особенно чистым, потому что деятельность человеческого ума здесь приостанавливалась и ничего субъективного, ничего от себя личного пророк вносить здесь не мог (soror apud nos revelationes per ecstasim in spiritu patitur).

На эту сторону "нового пророчества" и ударяли церковные полемисты (μη δεΐν προφήτην έν έκστάσει λαλαν, пророку не подобает болтать в исступлении). Но Тертуллиан отстаивал ее со всем жаром. Монтанисты охотно признавали, что Христос ничего не говорил в состоянии экстаза, что учение Христа было предложено в состоянии совершенно спокойного обладания естественным человеческим умом. Но они находили, что последние пророчества никак не могут быть подобны пророчествам первым, потому что последние пророчества выше тех, и потому состояние, в котором они предлагаются, есть состояние в полном смысле избранное. Некоторые, немногие, впрочем, сохранившиеся отрывки пророческих изречений монтанистов показывают, что действительно экстатическое состояние было в них преобладающим. Ум здесь был "потемняем" (obumbratus), как они предполагали, обилием божественного света, изливавшимся на пророков. Пророки и пророчицы теряли здесь сознание и говорили не от своего имени, а прямо от лица Бога вообще или от лица Параклита.

На этом держится обвинение некоторых полемистов против Монтана, будто он выдавал себя за Духа Утешителя; в действительности нужно полагать, что Монтан себя за Параклита не выдавал, но видел в себе и других пророках только чистый орган Параклита, в котором Дух Утешитель говорит от Своего собственного имени. Монтан говорил о себе: "вот человек спит, а я бодрствую; Бог дает сердца человекам"; "Я Отец пришел"; "Я — Господь Бог Вседержитель, открывшийся в человеке". Характеристично также для нового пророчества было то, что женщины пророчицы, Прискилла и Максимилла, когда входили в состояние экстаза, начинали говорить о себе в мужеском роде. Максимилла так пророчествовала: "Господь послал меня благовестителем (μηνυτήν) и истолкователем (έρμηνευτήν) этого нового обетования, послал меня вынужденного (ήναγκασμένον), хотящего (θέλοντα) и не хотящего познать ведение Божие".

Таким образом, монтанисты в предречениях своих пророков видели самые чистые откровения, возвещавшиеся самим Господом, так что человек здесь является простым инструментом, посредствующим между Богом и тою общиною, которая получает откровения. Такова форма и обязательность монтанистических пророчеств.