Святитель Иоанн Златоуст о Миссии
<< Недавно мы говорили против тех, которые оставляют молитву и в часы, назначенные для нее, проводят время вне церкви; а сегодня я хочу обратиться с обличением к находящимся в церкви, не потому, что они находятся здесь, а потому, что присутствуя здесь, они ведут себя ничем не лучше проводящих время вне церкви, именно разговаривая в этот страшный час друг с другом и невнимательно относясь к божественным словам.
Что ты делаешь, человек? Не видишь ли, сколько узников из братьев твоих стоит здесь вблизи?
В самом деле, действие демонов представляет мерзкие и тяжкие узы, тягостнейшие всякого железа, а ты разговариваешь о вещах совсем неподобающих?
Не достаточно ли одного только взгляда, чтобы поразить тебя страхом и внушить сострадание к другим? Брат твой в узах, а ты предаешься беспечности?
Скажи мне, можешь ли ты получить прощение, будучи так чужд сострадания, так бесчеловечен, так жесток?
Ты не хочешь пожалеть брата? Побойся хотя бы за самого себя и воспрянь. Ужели ты не боишься, что в то время, как ты занимаешься разговорами, ведешь себя беспечно и рассеянно, какой-нибудь демон нападет на тебя и, найдя твою душу, как бы храмину без двери, незанятую и выметенную, войдет в нее с полной безопасностью?
Не должны ли бы в этот час все проливать источники слез, не должны ли бы у всех глаза быть орошенными, и плач и вопли слышаться по всей церкви?
После приобщения тайнам, после восприятия купели крещения, после сочетания с Христом, волк этот ухитрился похитить из стада агнцев и удержать у себя, и ты, видя такое несчастье, не плачешь? Может ли это заслуживать какого-нибудь извинения?
Если бы ты увидел, что загорается дом соседа, то, скажи мне, хотя бы этот сосед был неприязненнее тебе всех людей, не побежал ли бы ты потушить пожар, боясь, чтобы огонь, распространяясь дальше, не дошел и до твоего порога? Так поступай и с братьями, которым угрожают злые демоны. Ведь и действие демонов есть тяжкий пожар. Берегись же, чтобы, идя далее и далее, демон не захватил и твоей души. И когда ты заметишь его присутствие, то с великим рвением притеки к Господу, чтобы демон, видя твою пламенную и бодрствующую душу, понял, что сердце твое уже недоступно для него.
Если он увидит тебя сонливым и беспечным, то быстро войдет как в свободное пристанище; а если увидит, что ты напрягаешь все свои силы, бодрствуешь и держишься как бы за самое небо, то не посмеет уже и взглянуть на тебя. Итак, если уже ты презираешь братьев, то пощади хотя бы самого себя, и загради лукавому демону вход в душу твою. Подлинно, ничто так не преграждает ему путь к нам, как усердная молитва.
А если ты хочешь знать, какое великое благо заключается в том, чтобы вместе с собственным своим спасением приобрести и другого, то послушай, что говорит пророк от лица Бога: изводящий "драгоценное из ничтожного, будешь как Мои уста" (Иер. 15:19), то есть, кто приводит, - говорит, - ближнего от заблуждения к истине, или от нечестия к добродетели, насколько это в силах человеческих, тот подражает Мне.
Если Христос, будучи Богом, будучи причастником неизреченного божественного существа, восприял крест и потерпел все прочее, свойственное человеку, ради нас и нашего спасения, то чего не обязаны оказать мы в отношении к тем, которые имеют одинаковую с нами природу и суть члены наши, чтобы похитить их из пасти диавола и привести на путь добродетели?
Если на обычных пиршествах бывает так, что участвующие сохраняют часть кушаний для своих близких и друзей, представляя этим величайший знак своей любви к ним, то тем более заслужим мы высокую похвалу, если будем поступать так на пиршествах духовных. Тот, кто ревностно занимается научением ближнего, не столько оказывает благодеяние последнему, сколько себе самому предуготовляет большую награду и приобретает двойную пользу, именно: и от Бога получает большее воздаяние, и сам, когда принимается учить брата, начинает вспоминать и постоянно освежать в памяти свои слова.
Если тот, кто, поставив портрет умершего сына, или друга, или родственника, чрез этот бездушный портрет представляет себе умершего и думает, что он присутствует, то тем более мы чрез божественные писания наслаждаемся присутствием святых, имея пред собою изображение не тел, а самых душ их, потому что слова их служат образами душ их. Подобно тому, как врачи не заставляют приносить больных, пригвожденных к постели, к себе домой, а сами приходят к ним для излечения болезней, так точно делай и ты по мере своих сил: приложи всякое старание и попечение, чтобы восстановить братьев твоих, немощствующих душой, помня то, что кратка настоящая жизнь.
И если мы не сделаем таких приобретений, то не получим и там никакого спасения. Напротив, одна приобретенная душа часто может снять с нас бремя бесчисленных грехов и стать для нас искупительной жертвой в день последнего суда. Если Тавифа, одевавшая вдовиц и облегчавшая их нужду, возвратилась от смерти к жизни, и слезы тех, кому она оказывала сострадание, возвратили в тело отошедшую душу, когда еще не настало воскресение мертвых, то чего не сделают слезы людей, которые спасены тобою?
Как вдовицы, окружавшие Тавифу, возвратили ее от смерти к жизни, так и спасенные тобой здесь, окружая тебя тогда, привлекут на тебя великое милосердие Божие и исхитят тебя из геенны огненной. В самом деле, если там, где только трата денег, столько венцов, такая награда, такое воздаяние, то как же многочисленны будут блага за помощь, оказанную душе?
Никто не может успеть в деле собственного спасения без спасения своего ближнего. Потому и Павел говорит: "никто не ищи своего, но каждый [пользы] другого" (1 Кор. 10:24), зная, что собственная выгода заключается в пользе ближнего.
Как обидчики и корыстолюбцы, увидев на том свете тех, которые пострадали от них, - а они увидят непременно, как это ясно из притчи о богаче и Лазаре, - будут не в состоянии ни открыть уста, ни сказать что-нибудь в свое оправдание, но, исполненные великого стыда и отчаяния при виде их, пойдут на казнь, так и те, кто учит и наставляет других, увидев там ими спасенных, которые будут защищать их, исполнятся великого дерзновения. И пусть никто не говорит мне: что у меня с ним общего? он мне чужой и неизвестен. Доколе он остается верным, участвует вместе с тобой в одних и тех же таинствах, ходит с тобой в одну и ту же церковь, - он родственнее тебе всех братьев и сродников.
Подобно тому, как не только крадущие, но и те, которые в силах помешать им, но не делают этого, терпят одинаковое наказание, так точно не только нечестивые, но и те, которые могут, но не хотят отвлечь их от нечестия, подвергнутся одному и тому же наказанию. Пусть же каждый из вас приобретет опять одного из братьев, с усердием потрудится над ним, займется его делами, чтобы в следующее собрание нам придти с великим дерзновением, неся Богу дары, ценнейшие всех даров - души заблудившихся.
И если придется подвергнуться оскорблениям или побоям, или потерпеть что бы то ни было другое, все сделаем, чтобы только опять приобрести их. Ведь и больные часто наносят побои и оскорбления, и однако мы терпим их и не обижаемся на оскорбительные слова, а желаем только одного - видеть здоровым того, кто так непристойно ведет себя.
Итак, не безрассудно ли, имея в виду телесное здоровье, обнаруживать такую заботливость, а когда гибнет столько душ, оставаться беспечными и думать, будто мы не терпим никакой опасности, когда гниют наши члены?
Что делаешь ты, человек? Ты, скажи мне, видишь брата, который стремится в пропасть, оставил заботу о спасении, не знает, что нужно делать, - и не протягиваешь руки, не порицаешь, не обличаешь его? Желаешь лучше не навлечь на себя его гнева, не показаться ему неприятным, чем позаботиться о его спасении? Будешь ли ты иметь какое-либо прощение у Бога, какое-либо извинение?
Не слышал ли ты, что повелел Бог иудеям: заблудившего вола своих врагов не пренебрегать и, если упадет, не проходить мимо? Итак, иудеям повелевается не оставлять без попечения бессловесных, принадлежащих врагам; а мы будем равнодушно смотреть, как ежедневно претыкаются души наших братьев? Не крайняя ли это жестокость и зверство с нашей стороны - не уделять даже такой заботливости людям, какую иудеи обнаруживали к бессловесным?
Оттого-то все и извратилось, оттого-то все в нашей жизни и смешалось в беспорядке, что мы ни сами не выносим мужественно обличений, ни других не желаем обличать. Потому мы и бываем ненавистны со своими обличениями, что сами приходим в ярость, когда нас обличают. Если бы брат твой знал, что, обличив тебя, он заслужит от тебя похвалу, то и сам отплатил бы тебе за обличение такой же платой. Хочешь исправить брата? Пролей слезы, помолись Богу; сделай ему увещание наедине, дай совет, уговори, покажи любовь к согрешившему, убеди его, что ты напоминаешь ему о грехе не из желания поглумиться, а болезнуя и заботясь о нем; обойми ноги его, облобызай руки, не стыдись, если ты хочешь действительно излечить его.
Так часто поступают и врачи, поцелуями и упрашиваниями убеждая капризных больных принять спасительное лекарство.
Хотя бы надлежало тебе умереть за вразумление брата, не страшись: это будет для тебя подвигом мученичества. Так и Иоанн был мучеником, хотя его не заставляли ни приносить жертвы, ни поклоняться идолам: он сложил голову за святые законы, которые он видел попираемыми. Так и ты борись до смерти за истину, и Господь будет поборать за тебя.
Достаточно одного человека, пылающего ревностно, чтобы исправить весь народ. И пусть мне никто не говорит: я не имею ничего общего с братом. Только с одним диаволом у нас нет ничего общего, а с людьми мы имеем много общего: все мы имеем одну и ту же природу, населяем одну и ту же землю, питаемся одной и той же пищей, имеем одного и того же Владыку, получили одни и те же законы. Не будем же говорить таких слов, а покажем приличествующую братьям заботливость.
Не безрассудно ли, в самом деле, с нашей стороны, увидев драку на площади, подходить и примирять дерущихся; да что я говорю, драку? - если мы увидим упавшего осла, то все спешим протянуть руку и поднять его; а о погибающих братьях не радим? Как же это преступно!
Итак, когда ты видишь, что брат твой гибнет, не переставай увещевать его; и хотя бы он поносил тебя, хотя бы оскорблял, хотя бы грозил стать врагом твоим или чем бы то ни было другим угрожал, все переноси мужественно, чтобы достигнуть его спасения. Если он станет врагом тебе, то Бог будет тебе другом и вознаградит тебя в день последнего суда великими благами.
Великое добро - сострадать угнетенным бедностью; но нет другого такого, как освобождать от заблуждения, потому что нет ничего равноценного душе, даже и мир весь не стоит ее. Таким образом, хотя бы ты раздал бедным безмерное количество денег, ты не сделаешь ничего в такой мере великого, как обратив одну душу. Тот, кто это делает, становится подобен Павлу и Петру, не тем, что подвергается опасностям, как они, или терпит голод, болезни и прочие бедствия, - потому что теперь время мира, - а тем, что обнаруживает свою ревность и готовность служить другим. И что я говорю: Петру и Павлу? Он будет устами Христа, потому что изводящий, говорится, "драгоценное из ничтожного" будет "как Мои уста" (Иер. 15:19).
Можно, значит, и сидя дома производить такую ловлю: если кто имеет друга, или сродника, или свойственника, пусть делает это, и будет подобен Петру и Павлу. Если сегодня не убедишь, может быть, убедишь завтра; и если никогда не убедишь, сам ты все равно получишь совершенную награду. Если не всех убедишь, можешь убедить некоторых.
Так и апостолы, хотя и не всех убедили, получили награду за всех, так как ко всем обращались со словом проповеди.
Итак, вследствие того, что ты не можешь научить многих, не пренебрегай и немногими, и пожеланием великого не устраняй себя от малого. Если не можешь обратить сотни, позаботься о десятке; если десяти не можешь, не пренебрегай и пятерыми; если и пяти не можешь, не презирай и одного. Бог определяет венцы, сообразуясь не с числом исправленных, а с намерением исправляющих. И это потому, что мы, учащие, невиновны в том, что не убеждаем слушателей, а отвечаем только за то, если не обращаемся с наставлением, потому что наше дело только увещевать, а повиноваться от них зависит.
И как в том случае, когда мы не увещеваем, сколько бы ни исправились те (которых мы должны были учить), вся награда будет принадлежать им одним, а нам не будет никакой пользы, - так, наоборот, если мы увещеваем, а они не внимают, все наказание постигнет их одних, а на нас не будет никакой вины; напротив, будет даже великая награда от Бога, потому что мы исполнили все, что требуется от нас.
Тот, кто говорит внимательным слушателям, находит утешение для себя в повиновении их; но если кто постоянно говорит, и его не слушают, и тем не менее он не перестает говорить, тот достоин большей части, потому что исполняет угодное Богу и свой долг во всей точности, хотя и никто не внимает ему. Но хотя нам и больше награды от вашего непослушания, однако мы лучше желаем, чтобы она уменьшилась, а умножилось ваше спасение, так как мы считаем для себя великой наградой вашу славу.
Итак, когда ты увидишь кого-нибудь, нуждающегося в душевном или телесном врачевании, то не говори себе: почему такой-то или такой-то не позаботился о нем? или: я мирянин, у меня жена и дети; это дело священников, дело монахов. Скажи мне: если ты найдешь где-нибудь золотую монету, разве ты говоришь: почему такой-то или такой-то не поднял ее? Отнюдь нет; напротив, спешишь раньше других схватить ее.
Так рассуждай и о павших братьях, и считай попечение о них как бы найденным сокровищем. Изводящий, говорится, "драгоценное из ничтожного" будет "как Мои уста" (Иер. 15:19). Что может сравниться с этим? То, чего не может произвести ни пост, ни спанье на земле, ни что другое, делается спасением брата. Не я говорю это, а сам Бог сказал: если ты изведешь даже одного кого-нибудь, говорит, то уста твои будут "как Мои уста".
Итак, не будем равнодушно говорить: кто согрешили? а постараемся скорее исправить их; и не на то будем смотреть, как много заблудившихся, а позаботимся о том, как их отвлечь от заблуждения. Если предохранение братьев от падения раньше самого греха немало содействует нашему спасению, то и проявление с нашей стороны большой заботливости о них после греха доставляет немалую похвалу.
Так и врачи здоровым людям указывают средства, которые могут сохранить им здоровье и предупредить всякую болезнь; а когда те пренебрегут их наставлениями и подвергнутся болезни, не оставляют их без помощи, а, напротив, тогда-то особенно и показывают великую заботу о них, чтобы избавить их от болезней.
Так и ты, когда нужно исправить брата, не отказывайся, хотя бы приходилось пожертвовать и жизнью. Владыка наш умер за нас; а ты не издашь даже и слова? И какое будешь ты иметь прощение, какое представишь извинение? Как ты предстанешь с дерзновением, скажи мне, пред судилищем Христовым, равнодушно взирая на гибель стольких душ?
О, если бы мне возможно было знать этих людей: тогда я не нуждался бы в вас, а сам исправил бы скорейшим образом.
Скажи мне, если бы ты видел, как человека, законно осужденного, ведут на казнь, а ты мог бы освободить его от рук палача, то не сделал ли бы ты всего, чтобы избавить его от казни?
Между тем, видя брата своего, влекомого не палачом, а диаволом в ров погибели, не хочешь подать даже и совета, чтобы отнять его у этого жестокого зверя? Можешь ли ты заслужить какое-нибудь прощение? Но он сильнее и могущественнее тебя? Сделай его известным мне: я предпочту скорее сложить голову, чем допустить его до церковного порога.
Не страшно ли, что детей мы с тяжким трудом сначала обучаем предметам, которые в начале сопряжены с трудностями, но в конце приносят пользу, а сами относимся к духовным вещам наоборот?
Если бы к нам пришел кто-нибудь со стороны и хорошо узнал бы заповеди Христа и извращенность нашей жизни, то я не знаю, счел ли бы он кого еще другого более врагами Христа, чем нас самих. Мы как будто решились идти и идем путем как раз противным Его заповедям. Тогда как то, что Он повелевает делать, для желающих легко и удобоисполнимо, а что запрещает, тягостно и трудно, мы, пренебрегая Его повелениями, делаем то, что воспрещено: не скажут ли про нас, что мы как враги, противясь Ему, поступаем так?
Но как добрые люди обычно советуют ближним то, благодаря чему сами они стали добрыми, так, наоборот, порочные обычно внушают ближним то, от чего сами они стали дурными, - это ведь тоже один из видов их нечестия, - и считают для себя утешением в собственном наказании погибель других.
Кто из вас, скажите, находясь дома, берет в руки христианские книги, читает содержащееся в них и исследует Писание? Едва ли кто может сказать это про себя. Шашки и кости мы найдем у наших ближних, а библию разве лишь у немногих. Да и эти последние ничем не отличаются от неимеющих, потому что, переплетя ее, ставят навсегда в шкаф, и вся забота у них только о тонкости кож да красоте букв, а не о чтении. Они не ради употребления и пользы приобретают ее, а полагают о ней столько старанья, чтобы удовлетворить свое честолюбие и похвастаться богатством. Так чрезмерно их тщеславие!
Я не слышу никого, кто хвалился бы, что он знает содержащееся в Библии, а слышу только хвастающихся тем, что она у них написана золотыми буквами.
Известный евнух, будучи варваром, обремененный множеством забот, даже сидя на колеснице читал Библию, хотя и не разумел читаемого. Если же он, находясь в пути, обнаруживал такое рвение, то представь, какое обнаруживал он, когда оставался дома; если во время путешествия он не хотел оставаться без чтения, то тем более - сидя дома; если, ничего не разумея в читаемом, он не отставал от чтения, то тем более после научения. Подобно тому, как ощущение голода служит признаком телесного здоровья, так и усердие к слушанию Священного Писания можно считать величайшим показателем здравия душевного.
Почему мы часто предлагаем вам вопросы, не представляя их разрешения? Потому, что желаем приучить вас не всегда принимать разжеванную пищу, а и самим во многих случаях находить решение вопроса. Так делают и голуби. И они, когда птенцы остаются еще в гнезде, кормят их из своего рта; когда же могут вывести их из гнезда и видят, что крылья их укрепились, то не делают уже этого, а, принеся зерно во рту, показывают его птенцам, и когда те в ожидании подойдут ближе, матери опускают пищу на землю, побуждая их самих подбирать ее. Так точно и мы, взяв в уста духовную пищу, зовем вас, как бы намереваясь показать вам по обычаю и решение вопросов; а когда вы подойдете и ожидаете получить его, оставляем слова, чтобы вы сами отыскали смысл.
Как гусляры, беря пальцы своих учеников, постепенно приучают их извлекать звуки и искусно ударять по струнам, научая таким образом из безгласных пальцев и струн производить звук приятнее и усладительнее всякого голоса, так делаем и мы. Как на гуслях может ударять по струнам и умелый игрок и неумелый, но один раздражает слушателя, а другой увеселяет и услаждает, - хотя те же самые пальцы и те же самые струны, но не одно и то же уменье, - так точно бывает и со Священным Писанием.
Многие читают божественные слова, но не все извлекают пользу, не все получают прибыль, по той причине, что не углубляются в сказанное, - неумело ударяют по этим гуслям. В самом деле, что искусство в отношении к гуслям, то же самое совершение дела в отношении к закону Божию. Как больным не следует предлагать скудный и наскоро сготовленный стол, а нужно приготовлять различные блюда, чтобы больной, если не пожелает одного, взял другое, если не найдет приятным другое, принял третье, если отвергнет это, взял следующее, и таким образом мы разнообразием блюд преодолеваем затруднение и удовлетворяем прихотливость больного, так точно должно делать и в отношении к пище духовной, когда мы бываем немощны, чтобы из многих и разнообразных примеров для вас был легок выбор полезного.
Не негодуйте на меня за увещание. Если уж следует кому негодовать, то мне, который столько говорит и не находит внимающего, а не вам, которые постоянно слушаете и никогда не внимаете слышанному. Или не знаете, что презиравшие божественное учение теряют чрез это презрение самое человеческое достоинство и лишаются благородства своего происхождения?
Велегласный Исайя, придя в многолюдную столицу иудеев, Иерусалим, и стоя среди площади, окруженный всем народом, желая показать, что тот, кто не внимает божественным словам, не человек, восклицал: "когда Я приходил, никого не было, и когда Я звал, никто не отвечал" (Ис. 50:2). И потому, что он пришел, и не было человека, звал, и не было послушающего, он обращается со словом к стихиям, говоря: "слушайте, небеса, и внимай, земля" (Ис. 1:2). Я, говорит, послан был к людям, к людям, имеющим разум; но так как они не имеют ни разума, ни чувства, то я обращаюсь с речью к не имеющим чувства стихиям, в обвинение тем, которые одарены разумом, но не пользуются этим даром.
И Иеремия, стоя среди толпы иудеев, в самом городе, восклицал, как будто никого не было пред ним: "к кому мне говорить и кого увещевать?" (Иер. 6:10). Что ты говоришь? Видишь такое множество людей и спрашиваешь - "к кому мне говорить"? Да, говорит, потому что это множество есть лишь множество тел, не имеющих слуха, так как "ухо у них необрезанное, и они не могут слушать".
Если же пророки не признают людьми тех, которые присутствовали, но не внимали их словам с рвением, то что сказать нам о тех, которые не только не слушают, но не желают даже и переступить этот священный порог?
Не тот ведь человек, кто имеет человеческое тело и голос, а тот, у кого душа и образ мыслей человеческие. Знаю, что многие с неудовольствием слушают наставления. Но какая польза от молчания? Пусть я буду молчать и не докучать вам словами; но таким молчанием невозможно избавить вас от наказания. Напротив, следствие получается совершенно обратное: такое молчание лишь увеличивает наказание и влечет за собою казнь не только вам, но и мне.
Итак, для чего же приятные слова, когда они не только не содействуют делам, но еще и вредят?
Какая польза увеселять словом и печалить делом, услаждать слух и подвергать наказанию душу?
Потому-то и необходимо опечаливать в здешней жизни, чтобы не подвергнуться крайнему и невыносимому наказанию в жизни будущей. Не роптать, следовательно, нужно за сказанное, а хвалить и принимать с благодарностью.
Людям же более слабым, которые не могут спокойно принять такого нашего оправдания, скажу следующее. Я излагаю вам не свои законы, а толкую письмена, нисшедшие с небес; и тот, кому вверено такое служение, должен или смело сказать все, что заключается в них, ища всюду лишь пользы слушателям, а не удовольствия, или же, опасаясь враждебности слушателей, потерять чрез такую неуместную угодливость и свое собственное, и их спасение. А что скрывать что-либо из божественных законов весьма опасно как для говорящего, так и для слушающих, и что наставники, когда они не сообщат без малодушия всех заповедей Божиих, судятся как виновные в убийстве, в свидетели и этого представлю вам опять Павла.
Потому я всегда обращаюсь преимущественно к этой святой душе, что слова Павла суть вдохновенные вещания и божественные законы, так как не Павел есть говорящий, а Христос, который движет его душой, и говорит чрез него все, что он сказал.
Что же он говорит? "Чист я от крови всех". Почему? "Ибо я не упускал возвещать вам всю волю Божию" (Деян. 20:26-27).
Следовательно, если бы он уклонился возвестить, не был бы чист от крови, а судился бы как убийца. И вполне справедливо.
В самом деле, убийца губит только тело и предает лишь настоящей смерти, а тот, кто говорит в угоду слушателям и делает их чрез это еще более беспечными, губит душу и подвергает вечным наказаниям и мукам. Итак, кто же будет так жесток и бесчеловечен, кто так чужд сострадания, чтобы обвинять говорящего и рассуждающего постоянно о гневе Божием, когда он, если станет молчать, подвергнется столь тяжкому наказанию?
Если бы я, замолчав, мог сокрыть своим молчанием грехи, то всякий мог бы законно сердиться и справедливо негодовать, когда бы я не молчал; но если грехи, хотя бы мы и молчали ныне, необходимо откроются там, то что за польза может быть от этого молчания? Кто ищет пользы слушателей, тот, если бы стал и хвалить себя, не только не заслуживает порицания, но даже достоин венца, а если бы стал молчать, тогда заслуживал бы порицания. Так и Давиду, если бы он умолчал в случае с Голиафом, не дозволили бы выйти на состязание и воздвигнуть блистательный трофей?
Вот почему, как я уже и раньше многократно говорил вам, и теперь говорю, уже не увещевая, а приказывая и повелевая, - пусть желающий слышит, а нежелающий не верит, - что, если вы будете оставаться в господствующих среди вас пороках, я не потерплю вас, не допущу, не дозволю вам переступить этот священный порог. Зачем нужно мне множество болящих? Двенадцать было учеников, и послушай, что говорит им Христос: "не хотите ли и вы отойти?" (Ин. 6:67). Если мы будем говорить только одно приятное, то когда приобретем вновь утерянное, когда принесем пользу?
Но существует, скажешь, много еретических сект и переходят в них. Пустое это слово. "Лучше один" творящий волю Господню, "нежели тысяча" беззаконников (Сир. 16:3). Ведь и ты чего желаешь, скажи мне, - иметь ли тысячи слуг, состоящих из беглых и воров, или одного благонамеренного?
Пусть, кто хочет, отпадает; не держу никого. Как бы, говорят, не отпал и не перешел в другую секту. Такие слова все растлили. Слаб, говорят; окажи снисхождение. Но до каких пор? До какого предела? Раз, два, три раза? Иль всегда?
Так объявляю же опять и уверяю словами блаженного Павла, что "когда опять приду, не пощажу" (2 Кор. 13:2). И когда я буду судиться пред судилищем Христовым, станете и вы вдали и снисканное у вас благоволение, в то время как я буду давать отчет.
Итак, следует лучше грешникам испытывать скорбь от слов, чтобы избавиться от позора на деле. Знаю, что все мы заслуживаем наказания и порицания, и что никто не может похвалиться тем, что имеет чистое сердце. Но не в том беда, что мы не имеем чистого сердца, а в том, что не имея его, мы еще и не приходим к тому, что может сделать его чистым.
Знаю, что слова мои огорчают вас. Но что мне сделать? Если не употребим горьких лекарств, не уничтожатся раны; если
употребим, вы не можете вынести боли.
Тесно мне отовсюду. Но, впрочем, пора уже удержать руку, так как и сказанного достаточно для исправления внимательных.
Если же останемся неисправимы, то будем преданы в руки самого Судии, а вы, конечно, знаете, как страшно впасть в руки Бога живого. Тот, кто совсем ничего не сделал доброго, - совершенно обленивается и скоро впадает в отчаяние; тот же, кто сознает, что он исполнил хотя бы одну какую-нибудь заповедь, получив от этого добрую надежду, - с большим рвением приступит к остальным; усвоит затем другую, перейдет к следующей.
Если с деньгами бывает так, что чем более кто приобретает их, тем более желает, то гораздо более так бывает с подвигами духовными. Потому прошу и умоляю вас помнить эти мои слова не только в настоящий день, но и дома, и на площади, и везде, где бы вы ни проводили время.
О, если бы мне можно было всегда быть вместе с вами, и не было бы нужды в этом пространном обличении! Теперь же, так как это невозможно, вместо меня запечатлейте в памяти мои слова, и, сидя за трапезой, представляйте, как будто вхожу я, стою перед вами и повторяю то, что говорю здесь теперь.
И где бы ни зашла у вас речь обо мне, прежде всего вспоминайте эту заповедь и воздайте мне эту награду за любовь мою к вам. Убеждаем также не только тех, кто злословит других, но и тех, кто слушает злословящих, заграждать свой слух и подражать пророку, который говорит: "Тайно клевещущего на ближнего своего изгоню" (Пс. 101:5).
Скажи осуждающему другого: если бы ты намеревался похвалить и сказать одобрительное о ком-нибудь, я открыл бы уши и принял бы твою речь; если же хочешь злословить, то заграждаю вход твоим словам, потому что не желаю принимать грязи и навоза. Какая польза мне знать, что такой-то нечестив? Напротив, от этого происходит величайший вред и громадная потеря. Какое оправдание и прощение будем иметь мы, когда, нисколько не помышляя о своих грехах, так старательно выведываем и расследуем чужие?
Лучше не знать хорошо, чем узнать худо. Тот, кто не знает причины, может скоро дойти до вероятной причины; тот же, кто, не зная настоящей причины, воображает себе несуществующую, не будет в состоянии легко принять настоящую; ему нужно много труда и усилий, чтобы исторгнуть прежнее заблуждение.
Если ты увидишь, что кто-нибудь приготовил священные сосуды или какое-нибудь другое украшение для стен церковных или пола, не вели ему уничтожать или разрушать сделанное, чтобы не ослабить его усердия; но если кто спросит тебя прежде, чем сделать, вели раздать бедным.
Презирай и радости житейские, как скоропреходящие, и горести, как нисколько не вредящие нам. Как живущие на чужбине все делают и все меры употребляют к возвращению в отечество, и всякий день тоскуют, желая увидеть родину, так точно и тот, кто любит будущие блага, не падет духом от настоящих печалей, и не вознесется от счастья, а пройдет мимо того и другого, как прохожий по дороге. Такое расположение нужно иметь и нам, и хотя бы мы прожили здесь немного лет, считать их за многие ради желания будущих благ. Говорю это, впрочем, не потому, что порицаю настоящую жизнь, - нет! ведь и она дело Божие, - а укрепляя вас в любви к будущим благам, чтобы вы не прилеплялись к настоящим, не пригвождались к телу, и не были похожи на то большинство малодушных, которые, хотя бы прожили тысячи лет, говорят, что этого им мало. Что может быть неразумнее этого?
В то время как предлежит небо и небесные блага, которых ни око не видело, ни ухо не слышало, они пристращаются к теням, и не хотят переплыть моря настоящей жизни, подвергаясь постоянным волнениям, бурям и крушениям. Не так поступал Павел; напротив, он спешил и снедался желанием (к отшествию отсюда), и только одно удерживало его, именно спасение людей и опасение, чтобы они не отпали от царствия Божия. Этого (царствия) и да сподобимся все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.
Слово 6 Об учении и наставлении. Златоуст, Т.12, Ч.2.
