Об отношении к писаниям

У нас в церкви господа Иисуса Христа относятся к писаниям по-разному.
В одних общинах евангелие почтительно заключают в золотой оклад и замыкают на бриллиантовый замок, выкладывают на аналой и священник время от времени зачитывает из него мирянам. Мирянам же читать самим писание не рекомендуют.
В других общинах мирян нет, все священники, все самостоятельно читают библию и цитируют друг другу, не понимая смысла этих цитат, не видя контекст и не разбираясь в возрастах Христа.
Понятно, что и так нехорошо, и так нехорошо. А как хорошо? Где эта царская дорога, которой нам надлежит пройти не уклоняясь в любом вопросе по Христу? Да вот сам Христос же и есть такой путь!
Иисус был послан Израилю, как известно. Остальным народам проповедовали апостолы, в частности, сам господь Иисус избрал себе Павла и сделал его апостолом для народов.
Порядок здесь такой: Павел подражает Христу — мы подражаем Павлу.
Спросят: как именно Павел подражал Христу, если известное нам сейчас Четвероевангелие на тот момент ещё не было написано?
В посланиях Павла нет ни одной ссылки на евангелия синоптиков и Иоанна.
Очевидно, что для Павла писания были ещё только одни Моисеевы.
Чем же Павел отличался от (неуверовавших) иудеев?
У них были одни и те же иудейские писания, но абсолютно разное понимание этих писаний.
Неуверовавшие иудеи чаяли оправдаться перед Богом по закону.
Уверовавшие иудеи оправдались перед Богом по благодати, и с ними Павел.
Павел получил откровение о Христе не из писаний Моисея, а лично от Иисуса с неба.
Это такой хороший образ, раскрывающий слова «благодать явилась независимо от закона».
Савл учил закон, вникал в него, ревновал о нём, - однако Иисус явился ему независимо от дел закона. Иисус не явился Савлу в законе, Иисус явился Савлу на небе (у Дамаска).
Это значит, что в начале пути у Павла стояло откровение. Подражать Христу Павел подвизался не по закону и не из писаний, а только после своей встречи с Иисусом.
И когда мы ревнуем в том, чтобы подражать Павлу, мы ревнуем не о том, чтобы найти себе неуверовавшего раввина и сесть у его ног обучаясь писаниям, сфиротам, хохме-мымре и прочей каббале, и не о том, чтобы изучить писаний как можно больше.
Мы ревнуем о том, чтобы получить своё личное откровение от Иисуса. Блаженны, кто его получает.
Блаженство же таковых получивших состоит в том, что исчезает соблазн принимать Павла как Христа Иисуса (а Христа Иисуса — как небесного отца). Мы, беседуя с апостолом Павлом, видим в нём Иисуса и не соблазняемся этим, потому что знаем, в кого уверовали.
А те, кто не знает, в кого уверовал, те соблазняются и требуют судить по закону и берут писания поводом к оправданию по закону. Те и в Иисусе небесного отца не видят, разделяя человека и Бога, не умея преодолеть эту бездну между Богом и человеком во Христе.
Что тут сказать?

Горе миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит.
Мат. 18,7

Разве Павел — тот человек, через которого соблазн приходит? Конечно же нет. Так отчего же соблазняются (и гонят пророка Павла) немощные братья? Не от своей ли собственной немощи?
Разве соблазн не является общим движителем в природе? Как бы ещё самки производили потомство, если бы их предварительно не соблазняли самцы?
А борьба за существование разве не являет собой один сплошной соблазн?
Скимен желал бы, может, проводить тихую и безмятежную жизнь, - но львиное семейство постоянно соблазняет его занять место вожака, и бедный молодой лев вынужден участвовать в бесконечных схватках за лидерство, пока не утвердится вожаком и изгонит соперников, либо пока не проиграет и будет изгнан более сильным самцом.
А сосновая шишка желала бы прорасти в спокойную жизнь — но уже ростком сталкивается с беспощадной конкуренцией за место под солнцем и вынуждена напрягать все свои силы, чтобы не попасть в тень и не быть заглушённой более сильными соснами.
Соблазны не только должны прийти — они и так уже в наличии у любого вида органической жизни. (Вопрос, отсутствуют ли соблазны у неорганики во вселенной.)
Невозможно иметь плоть и отстраниться от соблазнов: всегда и везде в этом мире тот или иной соблазнитель отыщет тебя с целью соблазнить — а тем более в нынешнем капиталистическом мире, где все прежние ограждения для соблазнов сметены. Что такое, к примеру, реклама, как не типичный образец соблазна! Проповеди бы у нас были столь ярки и убедительны!
Многие ли из нас слышали в церквях провозглашение горя тем человекам, через которых приходит реклама?
Точно так же немногие из нас понимают, что, осудив соблазнителей, Иисус самого себя предал на осуждение: не имея в себе греха, он предвосхитил жалобы немощных, что вот, дескать, пришёл лжепророк и соблазнил нас. Для таковых немощных, для таковых плотских Иисус распят как некое осуждение за соблазн.
И именно плотские увидят и удовлетворятся, когда дьявол будет ввержен в озеро огненное в конце веков. Потому что для духовных не так, для духовных не писания как повод осудить по закону, а любовь, которая никогда не прейдёт.
Те, кто никогда не любили Иисуса, те удовлетворятся ввержением змея в озеро огненное как неким оправданием по закону. Не разумея и не понимая, что и сам закон — это и есть соблазн самый первый, и потому образ дракона ему как нельзя кстати.
А те, кто получили от Иисуса любовь, с любовью и перейдут в вечную жизнь. Поскорбев немного.
Почему скорбь обязательна? Здесь нет ничего мистического в учении Иисуса.
Потому что и в природе всякий соблазн ведёт за собой скорбь. Самец, соблазнив самку, после получает от неё скорбь как горечь от познания. Кошка после соития шипит и кусает кота. Самка богомола после соития сами знаете какие рожки да ножки оставляет от самца. Клиент банка после получения счёта на уплату процента с кредита берёт коктейль Молотова и идёт громить буржуев.
Познание вначале сладко, а затем горько. Потому и книжку ангела приятно есть, потому что она во рту сладкая, но в животе становится горько. Так устроена органическая жизнь, и именно потому евангелие снисходит к немощи плоти т. е. органической жизни. Небесное царство проповедуется человеку (а не ангелу), который обязательно плотян (и следовательно предан греху). Именно поэтому проповедь о Христе включает в себя не только осанну, но и проклятие. Если пророк только получает славу и признание, но не подвергается проклятию — это и не Христос вовсе.
Вот в чём и проявляется независимость благодати от закона. По закону праведник должен получить славу и честь, потому что он сделал добро. А злодей должен быть по закону проклят, потому что он сделал зло. Однако Христос Иисус сделал добро, но подвергся проклятию по закону, и этим он подверг позору власти и силы, да и сам закон. Каждый верующий скажет: что это за закон такой, если он осудил проповедника добра! Ему место в озере огненном.
После Иисуса закон не имеет силы для уверовавших в Иисуса, потому что это и есть смерть для закона. И воскресение к праведности.
Но при этом закон свят и праведен. Потому что без закона как было осудить Иисуса? Как Богу было осудить вселенский соблазн?
Иисус, не учившись закону, показал такое знание закона, что понятие «писания» получило у христиан новый смысл. Теперь мы, уверовавшие, и есть письмо, писание.
Христианам не требуются рекомендательные письма - как бы ссылки и цитаты на закон, подтверждающие праведность того или иного христианина. Сами христиане и есть такое рекомендательное письмо.
Ведь Павел же ясно объяснил: «теперь не я живу, а живёт во мне Христос». Здесь нет никакой мистики, никакой аллегории. Павел — это и есть Христос, который был бы послан к народам (если не был бы уже послан к Израилю). Книга Деяний — это и есть есть евангелие от Павла, который показал, как бы действовал Иисус в Европе.
А мы Павлу подражаем в этом.