То, что, по мысли Лютера, вероятно, представляет собой главное отличие Евангелия, наиболее отчетливо выражено в его проповеди 1518 года "Два вида праведности". Здесь он говорит о iustitia aliena, праведности "вне нас". Эта праведность или положение перед судом и есть тот donum, о котором говорилось ранее. Лютер называл ее праведностью coram Deo: в присутствии Бога. Второй вид праведности Лютер назвал праведностью coram mundo, это наши добрые дела в мире и для мира, которые ничего не добавляют к спасительной благодати.

Праведность coram Deo становится нашей праведностью в силу Божественного дара. Она не вливается в нас и не зарождается в нас. Лютер говорит, что это совершенная праведность, всецело полученная от Бога во Христе и дарованная нам Духом. Именно эта "чужая праведность", праведность Христа, делает нас правыми в глазах Бога, и она обретается верой.

В ранние годы Лютер мучительно пытался избавиться от своих Anfechtugen, неотступных страхов оказаться виновным перед святым Богом. Того немногого, что смог сделать Иоганн Штаупиц, чтобы утешить беспокойную совесть Лютера, было достаточно, чтобы повернуть взгляды молодого монаха в правильном направлении. Штаупиц, духовник Лютера, до конца своих дней остававшийся монахом-бенедиктинцем, направил его к новому пониманию Христа и Его даров. Жизненный путь Лютера от Виттенберга до последних дней в Эрфурте придает глубокий смысл его тезису: " Всякий истинный христианин, живой или мертвый, участвует во всех благословениях Христа и Церкви; и это Бог даровал ему без каких-либо индульгенций" — participationem omnium bonorum, участие во всех благословениях.

Лютер называл праведный труд Христа ради нас fröhlicher Wechsel, "радостным обменом". В Большом катехизисе Лютера мы находим это ощущение победы: "Прежду надо мной не было ни хозяина, ни царя, но я был в пленником дьявола... Теперь эти тираны и тюремщики повержены, а их место занял Иисус Христос". Эрик Херрманн из Семинарии Конкордия как-то пошутил, что в то время лютеровское понимание Евангелия было поистине "новым взглядом на Павла". И потому Лютер, энергично отстаивая свои представления о Евхаристии, смог сказать: "...если Христос мой, то и все мое; в этом я уверен".

— Марк Оливьеро