митрополит Владимир (Сабодан)
отрывок из книги Экклезиология в отечественном богословии.

Объединение Церквей и церковных обществ, исповедующих имя Господа Иисуса Христа, составляет главную и конечную цель межконфессионального богословского диалога как на всеобщем, так и на региональном уровнях. Весь христианский мир остро осознает ныне свою разобщенность и стремится найти заповеданное Христом единство. Все явственнее обозначается тенденция христианских церквей к сближению и к осуществлению всехристианского единства на церковной основе, т.е. на основе восстановления того, что было общим для церковного благочестия Востока и Запада. Однако было бы принципиально неверно ставить целью «вернуть к жизни» то, что в сущности не подлежит умиранию: Единая, Святая, Соборная и Апостольская Церковь не осталась за горизонтом истории, и существующая ныне Церковь Никео-Константинопольского Символа веры вовсе не является «одной из церквей» нового времени, какой ее хочет видеть религиозно-плюралистический мир; нельзя поэтому почитать ее равнозначной всем исторически отделившимся от нее обществам – различным христианским конфессиям.

Тождественность нынешней Православной Церкви, той Церкви, о которой свидетельствует Писание Нового Завета, не исключается тем, что она имеет во внешнем устройстве и внешних проявлениях много отличительных от апостольских времен черт. Под покрывающим Церковь одеянием временности всегда оставалась и остается неизменной Божественная риза вечности, в которую она облечена в день Пятидесятницы.

Историческая непрерывность и преемственность при внутренней самотождественности Церкви является одним из свидетельств ее богоучрежденности и истинности. Вместе с тем эта историческая непрерывность Церкви необходимо дополняется, углубляется и раскрывается принципом догматическим. Вне догматического аспекта теряется принципиальное отличие Церкви от христианства вообще как религии исторической, занимающей определенное место в истории человечества, возникающей и развивающейся в этой истории, связываясь с ней внешне и внутренне. Догматический корректив вносит в понимание историчности Церкви глубокий метафизический смысл: Боговоплощение могло совершиться – и действительно совершилось – именно в жизни этого мира, во временном его контексте. Пришествие Бога во плоти реально осуществилось в конкретных условиях земной действительности, и совершающийся с этого момента процесс освящения и преображения мира наполняет историческое время вечным положительным содержанием. С понятием времени связано представление и о географическом распространении Церкви как актуализации ее сокровенной Божественной потенции. Потенциально Церковь объемлет все народы и все человечество, ибо Господь воспринял на Себя все человеческое естество, соединился с человечеством во всем его многоединстве. Однако это не означает эмпирической завершенности Церкви – внешне она простирается только на часть живущего человечества. Совершенная в своей данности Церковь должна быть понята в ее соотносительности миру, находящемуся в условиях плюрализма – как всеобщего, так и религиозного.

Как вечная и неустранимая тема, от которой нельзя уйти, проблема единства Церкви за последние десятилетия становится все актуальнее. Она должна быть поставлена во главу угла экуменических исследований. Экуменическое движение в его современном развитии свидетельствует о глубоком осознании его участниками того факта, что дело идет не о «федерации Церквей», не о внешнем союзе исповеданий, даже не о едином «действии» всех христиан в той или другой области, а о действительном, подлинном единении христиан в Церкви, ибо Церковь как Тело Христово и есть наше единение во Христе. Вне сакраментально-мистического единения возможна дружба, согласованность в общих действиях, возможна любовь, но невозможно подлинное единение во Христе, вхождение в богочеловеческое единство Церкви.

Церковное единство не заключается в организационно-административном единстве Церквей и конфессий, оно может быть правильно понято лишь в приобщении к благодатной Полноте Церкви. Много различных препятствий стоит на пути к такому сакраментально-мистическому единению – и догматических, и внешне-исторических, и церковно-обрядовых, но главным препятствием, безусловно, являются разногласия в учении о Церкви.

Сейчас трудно предугадать будущее экуменического движения. Православная сторона ясно осознает, что без надлежащего выяснения и приятия всеми учения о Церкви, ее природе, ее свойствах, ее миссии – истинного церковного единения в христианском мире быть не может, и даже если, вопреки ожиданиям, внешне и соединились бы основные христианские конфессии, это соединение имело бы такой же результат, что и униональные попытки в истории Византии и Рима.

В настоящей работе была изложена история отечественной богословской мысли, стремившейся догматически определить, что такое Церковь. Мы видим, что удовлетворительного всеобъемлющего определения Церкви экклезиология не имеет и в настоящее время. Но может ли вообще быть дано исчерпывающее определение Церкви, если сама она лежит в основе всех определений, будучи «столпом и утверждением истины»? Наверное, это невозможно, как невозможно вполне адекватно определить жизнь Бога и человека, являющих в своем синергизме онтологию Церкви. Но эта невозможность определить, что такое Церковь в ее онтологической глубине, не снимает с богословов и религиозных мыслителей обязанности находить все более адекватные определения Церкви, постигать бездну премудрости Божией, сокрытой и явленной в ее бытии.

Учение о Церкви имеет чрезвычайную актуальность потому, что только на экклезиологической основе возможно уразумение аксиомы-постулата ее единства и теоретическое решение самой экуменической проблемы. Единство Церкви как мистическая и метафизическая глубина ее жизни не может быть провозглашено в отношении к отделившимся от нее обществам – для них оно есть нечто искомое и чаемое. Но, с другой стороны, расколы и разделения могут иметь место только внутри Церкви и, следовательно, остается какая-то общая основа, на которой возможен диалог. Этой основой для экуменического диалога с протестантскими конфессиями является в первую очередь догматический минимум, включающий веру в Святую Троицу и в Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Спасителя мира, признание таинства крещения и авторитета священных книг Ветхого и Нового Завета как Божественного Откровения и как источника христианского вероучения. Сам по себе догматический минимум не может служить основой для воссоединения и, тем более, для единства Церкви, он может быть только основанием для экуменического диалога с протестантами всех направлений. В экуменическом диалоге с протестантами ключевой проблемой является вопрос апостольского преемства.

С православной точки зрения, апостольская преемственность есть основное условие подлинного церковного бытия. Без нее ни одна поместная церковь не может быть участницей церковной Полноты, ибо лишается даров Пятидесятницы, ниспосылаемых через харизматический епископат в таинствах Церкви. Восстановление апостольского преемства в протестантизме является непременным условием на пути к единству с Вселенской Церковью. Православие не знает высших гарантий церковного единства, чем единство иерархии. Проявляясь в единой благодатно-сакраментальной жизни, единство иерархии есть сущностное выражение соборности как самого универсального свойства Церкви, соответствующего универсальности дела Христова. Только через Церковь, и исключительно в ней, «все будут едино» (Ин. 17:21).

По глубокому убеждению православных богословов, экуменический диалог со всеми другими христианскими исповеданиями должен начинаться с изложения православного взгляда на Церковь. В нашем православном учении не всегда ясно различие в понимании абсолютного и относительного в Церкви, а между тем оно имеет самое важное значение в связи с различными явлениями в религиозной жизни нашего времени. Абсолютное понимание Церкви есть признание ее в качестве Богочеловеческого организма, таинственно и непостижимо соединяющего человеческую и Божественную стороны ее бытия. Можно и должно различать мистическую и историческую жизнь Церкви, святость первой, подверженность ошибкам и искушениям второй; но абсолютное понятие Церкви, различая две стороны ее жизни, в то же время не позволяет их реально разделять и тем более противопоставлять. Как путь и сила спасения, Церковь таинственно соединяет в себе обе жизни, сохраняя свободу человеческой стихии, в ней действующей, но оставаясь в то же время неиссякаемым источником благодати Божией, вечно в Церкви живущей. Греховность членов Церкви, историчность ее эмпирической жизни не исключает святыни, пребывающей в исторической Церкви, не лишает ее благодатных даров Святого Духа. Это сочетание вечного и исторического, абсолютного и относительного, Божественного и человеческого остается неразделимым и нерасторгнутым. Церковь потому и пронесла сквозь века своей истории всю силу спасения, ей дарованную, что она поныне является Телом Христовым, поныне одушевляется Святым Духом. Восприятие этого живого синергизма в Церкви, богословское постижение неразрушимости этого сочетания и есть истинное ведение Церкви, основной церковный опыт, опытное прикосновение к спасительной силе Церкви – восприятие ее единственности и абсолютности.

Относительное же понятие Церкви возникает тогда, когда разделяются мистическая и историческая жизнь в Церкви, когда вполне обоснованное и совершенно необходимое различение этих двух сторон переходит в разделение Церкви Небесной и Церкви земной, Церкви Невидимой и Церкви видимой. Видимая Церковь, не отделенная от своей Божественной основы, лишь видимо становится сплошь и до конца исторической, человеческой, относительной. Но в своей всецелой историчности видимая институционная Церковь онтологически продолжает оставаться Вселенской, как это исповедует Никео-Константинопольский Символ веры. Именно на почве непонимания этого принципа стала возможной протестантская индивидуализация и дифференциация исторической Церкви, т.е. признание возможности того, что каждый отдельный человек вступает в чисто личное и отдельное от других общение со Христом, образуя со Христом (отдельно от других) Церковь. Такое индивидуальное общение со Христом может еще субъективно переживаться как Церковь, но оно, конечно, неизбежно ведет к исторической бесцерковности христианства, к вытеснению Церкви из сферы истории. То, что здесь, на земле, еще носит при таком духовном строе название Церкви, представляет собой религиозно-нравственное объединение, естественный и дорогой, даже необходимый коллектив, который, однако, не заключает в себе никакой Божественной силы. Эта эволюция учения о земной Церкви, это вырождение основного христианского понятия соборности в понятие Церкви как коллектива, т.е. уничтожение абсолютности Церкви на земле, есть логически неизбежное последствие разрыва между мистической и исторической, Божественной и человеческой сторонами Церкви.

Различие абсолютного и относительного понятий Церкви, их онтологическая неслитность имеет основоположное значение для всего вопроса о церковном единении – как для понимания того, что значит «разделения» в Церкви, каковы их причины, так равно и для разрешения трудного, но существенного вопроса о том, как соединить учение о единстве Церкви с фактом обособления отдельных церквей и их разделения. Православие и римский католицизм сохранили абсолютное понятие Церкви, без которого даже немыслима богословская традиция обеих Церквей, но в протестантизме абсолютное понятие Церкви хотя не окончательно утрачено, однако потерпело чрезвычайные искажения, закончившиеся созданием так называемой Branch theory («теории ветвей»), которая есть венец экклезиологического релятивизма. Суть этой теории заключается в утверждении, что различные исповедания только в своей сумме, в своей совокупности образуют единую Церковь, а сами по себе они суть «ветви», отдельные части, обладающие каждая лишь частично всей той полнотой, которая присуща церквам в их совокупности. Согласно этой теории, земные церкви, будучи чисто историческими, в этом историческом плане могут дробиться без конца, не разрушая единства Церкви. Этой теорией утверждается и обосновывается абсолютный детерминизм исторического пути Церкви и всецело оправдывается обусловленная внешними факторами дальнейшая дифференциация в исторической жизни «исповеданий». На почве этой теории стало развиваться явление «свободных церквей», а затем и чисто бесцерковное христианство, которое представляет собой не только вырождение основной идеи Церкви, но и серьезную опасность для христианской веры. В силу различных причин бесцерковное христианство получило на Западе широкое распространение. Но, что особенно странно, само экуменическое движение, направленное по идее к церковному единению, нередко оказывается очень существенным фактором в релятивизации понятия Церкви и распространении бесцерковного христианства.

Пока отдельные конфессии живут своей замкнутой жизнью, их вера в чистоту и абсолютность своего исповедания не подвергается сомнению: члены данной конфессии считают, что именно их Церковь является единственной истинной Христовой Церковью. Убеждение в абсолютности своей Церкви составляет психологическое ядро опыта Церкви, ее живого, творческого переживания. Самые встречи представителей разных конфессий при этом не идут дальше «фазы вежливости», не знают ничего другого, кроме общего формального уважения к чужой вере. Но христианская любовь не может удержаться на границах вежливости, она таит в себе чудо слияния, чудо «понимания» чужой души – и развитие межконфессионального общения естественно приводит к уяснению того, что «перегородки исповеданий» не так уж существенны. А это уже начало потери веры в абсолютность и истинность своего исповедания; чувство единственности Церкви теряется, и возникает тоска и жажда истинной и абсолютной Церкви.

(продолжение следует)