очень интересный вопрос, спасибо автору тему.

Постараемся подробно ответить...

Христианская этика и социальные ценности

профессор Георгий Мандзаридис

Христианская этика является в личности человека, то есть там, где рождается или умирает любовь. И основанием христианской этики становится воля личного Бога, Который есть источник любви. Но эта этика, которая основывается на любви и горизонтом которой является личность, опредмечивается в общественной действительности и приобретает форму «системы ценностей», которая принята в жизни общества и определяет отношения с человеком, т.е. межличностные отношения. Это объективизация этики в общественной реальности создаёт определённые затруднения, которые относятся а) к переходу этики из личной жизни в общественную действительность и б) к внутреннему освоению такой этики членами общества, если она для них запечатлена в общепринятых схемах.

Важность ценностей, которые существуют в любом обществе, несомненна для жизни и развития общества. Но, несмотря на это, главенство ценностей, сама устойчивость этих ценностей обязаны не их «правильности», но их общему принятию как правильных. Ценности абсолютизированы членами общества, и только поэтому не ставятся под вопрос: ведь они, напротив, должны использоваться как мера суждения обо всех вещах, мера оценки всех вещей. Так ценности начинают упорядочивать повседневную жизнь и действовать двумя способами: статическим и динамическим. Статически они определяют, что разрешено, а что запрещено, и динамически извещают, что дозволено, а что нет в личной и общественной жизни. Члены общества призваны согласовывать свою общественную жизнь с той системой ценностей, которая господствует в обществе. Это согласие с системой ценностей и обеспечивает законность в обществе.

Исследование системы ценностей предпринимается обычно в границах так называемой социальной этики, которая имеет своим предметом общественные установления и общественное и политическое общежитие людей. Вполне характерно то, что во второй половине двадцатого века христианская этика на Западе ограничивается почти полностью социальной этикой, которая сейчас также включает в себя отношения человека с окружающей средой. Теперь она главным образом ограничивается биоэтикой. Эти этики отделились от этики личной жизни христианина, которая оказалась совершенно в стороне или вообще теперь подменена жизнью социального человека. Так что главный и даже почти исключительный интерес учёных, занимающихся христианской этикой в протестантских и римо-католических странах, уже давно направлен на разработку вопросов социальной этики и экологии, а недавно обратился на биоэтику, которая исходит прежде всего из экологии.

Важность социальных, экологических и биологических проблем в наше время, их особая острота, с которой они выявились и постоянно дают о себе знать в нашем стремительно развивающемся обществе, трудно преувеличить. Но это не означает, что мы должны руководствоваться только шаблонами, которые вредят делу и часто оказываются роковыми. Внимание к социальным, экологическим и биологическим вопросам разумно и закономерно. Но это не оправдывает чрезмерное пренебрежение внутренним человеком, забвение о его жизни как о личности. Напротив, внимание к личности, к внутреннему человеку должно стать основанием для ответа на вопросы внешнего существования человечества.

Конечно, извращённое понимание личного существования, долгое время разрабатывавшееся так называемой этикой индивидуализма, объясняет, почему сейчас умы, отталкиваясь от него, обращаются не к личности, а только к социальным, экологическим и биологическим проблемам. Но очевидно, что прежде (в эпоху индивидуализма) ошибочно воспринимались природа и задачи самой этики. Ведь этическое сознание, согласно христианскому учению, имеет не одно, а много измерений. Как замечает преподобный авва Дорофей (VI век), усилие человека поддерживать совесть в состоянии бдительности имеет множество направлений. Ибо человек должен действовать правильно по отношению к Богу, по отношению к человеку и по отношению к вещам.

По отношении к Богу – он не должен презирать Его заповеди, но сообразовываться с ними: и тогда, когда его не видят люди, и тогда, когда никто от него ничего не требует. Перед ближним – он не должен делать ему совершенно ничего такого, что может его огорчить или задеть. А перед вещами он не должен употреблять во зло ни одну вещь и не позволять ничему испортиться или рухнуть.

Становится очевидно, что понятие «индивидуалистическая этика» в смысле самоограничения, бессмысленно и неприемлемо, тем более с точки зрения православного богословия. Человек по самому своему устроению соединён с природной средой и с обществом. Его этическое поведение соизмеряется с его местом в мире и в общественной жизни. Но это не означает, что человек подчинён природным законам или правилам общественной жизни, особенно если они рассматриваются как отсечённые и независимые от его личного бытия. Христианская этика выявляется в человеческой личности, и на этом основании распространяется на общественные, экологические и прочие подобные проблемы.

Эти направления развития всегда образуются путём внедрения аналогичных перемен. Так, распространить этику на социальную жизнь возможно, если вспомнить личное чувство справедливости, а на экологию, если применить ответственное и уважительное отношение к природе личности. Так и любовь, если она на уровне личности венчается благодеянием врагу, на уровне социальной жизни толкуется на основании справедливости и потому призывает благодетельствовать несправедливо обиженному. А на экологическом уровне любовь связывается с чувством ответственности перед живым и привязанности к творению. Личность всякий раз становится основой и горизонтом проявления этики. Ценности и правила, которые при этом образуются, – это вторичные производные этики, что не означает, что они перестают быть важными.

Сведение христианской этики только к так называемой социальной этике, а с недавнего времени – к биоэтике, которой будет посвящена следующая глава нашей книги, выражает соответствующее сведение и христианской, и вообще человеческой жизни к простейшим инстинктам, что подтверждает наша эпоха. Одно дело, когда христианская этика преломляется ради ответа на определённые вопросы, а другое дело – основывать этику на одном только этом практическом преломлении. Одно дело, когда этика любви маскируется терминами справедливости и ответственности, а другое дело – «этика справедливости» или «этика ответственности». Так как предметом христианской этики была и остаётся личность, то любое отвлечение этики от личности и от перспективы, которую Церковь открывает перед личностью, может иметь тяжкие последствия. Только когда основание остаётся устойчивым, христианская этика может действовать верно, ибо она имеет целью направить человека за пределы тварности и вообще за пределы любых человеческих условностей.

Исчезновение личности и личных отношений, презрение к природе, господство машин и технократической организации жизни, механистическое рассмотрение самого человека и соответствующее к нему отношение со всеми последствиями и осложнениями, которые этим вызваны, – всё это создало первоочередные и неразрешимые проблемы. Это, разумеется, привлекает внимание к этическому исследованию проблем современного мира, но это же легко сводит их только к одному измерению и совершенно дезориентирует нас. В таком водовороте при одномерной обмирщённой постановке вопросов легко забыть, в чём сущность и глубина нравственной жизни и нравственной проблемы.

Способ рассмотрения этики непосредственно связан со способом рассмотрения личности. Без правильного рассмотрения человеческой личности мы не можем понять реальные пределы и истинную цель этики. Когда личность сведена к своей индивидуальности и рассматривается только как частица большого социального целого или как совокупность биологических функций, естественно, этика будет крайне упрощена или даже исчезнет совсем. Аристотель, например, рассматривал индивидуум как часть полиса (государства), и соответственно, этику как часть политики. У него широта этики вмещена в границы политики. Но когда личность рассматривается как носитель всеобщей истины, носитель, выявляющий её и указующий на неё, тогда и этика необычайно расширяется. Это и происходит в Церкви, где этика не подчиняется политике, но превосходит её. Поэтому и говорится, что христианин должен «повиноваться больше Богу, нежели человекам» (Деян. 5, 29). Естественно, что в этике Аристотеля на первом месте стоят ценности и правила общественной жизни, а в христианской этике – личность.

Церковь не безразлична к ценностям и порядкам общественной жизни. Напротив, она признаёт их важность и положительно воспринимает их. Это ясно видно из этических наставлений и увещеваний в Новом Завете. Показательно наставление апостола Павла Филиппийцам: «Прочее же, братие моя, елика суть истинна, елика честна, елика праведна, елика пречиста, елика прелюбезна, елика доброхвальна, аще кая добродетель и аще кая похвала, сия помышляйте» (Филип. 4, 8). Таким образом, нравственные принципы и критерии, которые существуют в социальной жизни людей, связуются и с евангельской проповедью, и с живым личным примером.

То же самое наблюдается и в восприятии христианством существующих общественных институтов. Брак, семья, государство, власть – всё это принимается Церковью и ставится в её собственную перспективу. Новым здесь является Христос, Который есть центральная Личность и мера суждения и оценки всех вещей. Христианин вступает в брак «о Господе» (1Кор. 7, 39), подчиняется государству и мирским властям во имя Господне (Рим. 13, 1–7), рассматривает свои межличностные и общественные отношения «во Христе» (Гал. 3, 28). Таким образом, всё ставится в перспективу ипостасного начала, то есть принципа личности, который и образует единственную основу единства мира.

Жизнь христианской верой непосредственно отражается на социальной реальности. Соблюдение верующими заповедей Христовых аналогично отзывается в принципах и критериях социальной жизни. Таким образом, христианство влияет на закон общественной жизни, предлагает новые ценности и формирует новые правила жизни. Конечно, с богословской точки зрения всё это не имеет первостепенной важности, так как христианская этика основывается на личности, а не на безличных началах или ценностях. Но тем не менее, эта общественная реализация христианства, помимо пользы обществу, имеет нравственно-этическую значимость, ибо происходит в личной жизни людей, которая по своей природе имеет общественный характер.

Большую опасность представляет (и это нужно всегда отмечать, если мы богословски описываем христианскую этику) отделение и отдельное рассмотрение нравственных начал и ценностей в общественной области, что обычно и характеризует так называемую социальную этику. В таком случае христианская этика отделяется от своего благодатного основания и переходит из религиозной в метафизическую или даже идеологическую плоскость. Она уже не определяется личным отношением верующего с Богом и Его волей, и основывается на принципах и идеях, которые сформировал человек. Так что эта этика отличается от христианского учения не только по методу, но и по сути. Христианин перестает связывать себя с личным Богом, Который живёт и действует в мире, не памятует совестно, что соблюдает заповеди Создателя и Спасителя своего, и сообразуется с безличными ценностями, которые, независимо от их происхождения, располагаются в области идеологии.

Как мы уже отмечали, ценности, хотя они образовались благодаря общественному признанию, сами по себе не могут поддерживать и вдохновлять человеческую жизнь, если они не абсолютизированы. А чтобы они были абсолютизированы, нужно забыть об их происхождении. На богословском языке это означает, что ценности существуют и действуют в обществе с того момента, когда о них забыли как о производных общественной жизни, когда их воспринимают как малые божества с абсолютной властью.

В таком случае общественные ценности предстают равносильными религиозным истинам и божественным заповедям, хотя они отличаются от них по существу, потому что божественные заповеди, по крайней мере в стенах Церкви, суть воля и действование Личного Бога. Но и божественные заповеди могут легко стать общественным достоянием или как-либо иначе быть введены в общественную жизнь, так что они станут независимыми и утратят свой личностный характер. Они уже не будут рассматриваться как воля и действование Личного Бога и будут восприниматься как «объективные» религиозные ценности. Они утрачивают свой совершенный личностный характер и превращаются в сплошной набор обязанностей.

При обмирщении общества религиозные ценности могут полностью или частично использоваться как исключительно социальные ценности, с определёнными возвышенными, но не обязательно религиозными свойствами. Это и происходило в широком масштабе в Европе, начиная с эпохи Возрождения, но особенно в эпоху Просвещения. Отделение общественной жизни от религии, веры и необходимость утверждения её на новом историческом основании привело к принятию новых ценностей, которые были выдвинуты новейшей философией.

Само собой разумеется, что эти ценности сохраняют очевидные христианские признаки, ибо образовались в пределах христианского мира. Но они, с другой стороны, приняли отчетливо антихристианское и уже вполне очевидное антицерковное направление, потому что было забыто их происхождение, и они уже выдвигались как нечто противоположное церковному учению. Конечно, при этом не нужно умалчивать об отклонениях или ложных истолкованиях церковного учения представителями Церкви, также и о крайностях и искажениях пристрастных полемистов с Церковью.

Показательным примером такого смещения является Декларация прав человека. Эту декларацию нельзя понять, не зная тех глубинных её предпосылок, которые веками создавало христианство. Признание неотъемлемых прав человека предполагает в качестве богословской основы признание его как абсолютной ценности. Такой взгляд на человека имеет своим основанием учение о нём как о творении его «по образу и по подобию Божию». Несмотря на это, Декларация прав человека зиждется исключительно на мирском основании, не апеллируя к богословским началам, а обращаясь только к естественному праву. Это связано и с тем, что церковные деятели и римокатоличества, и протестантизма не только не поддерживали, но и сражались с идеей прав человека.

Это не удивительно, если принять во внимание, что христианские тезисы Декларации были предложены совсем в другом духе и на совершенно новом и отличном от изначального основании. Единственное, что странно, так это то, что церковные деятели, которые противодействовали этой Декларации, предпринимали это не ради чистоты Евангелия, но утверждаясь на столь же ошибочном основании. Они утверждались на определённых ценностях, которые также строятся на христианском Предании, но без реальной связи с истинной христианской верой и жизнью. Но никто не сможет сказать, что эти ценности не касаются живым и непосредственным образом христианской этики.

Церковная жизнь и многовековое влияние христианства на жизнь людей сформировало ценности и обычаи, которые возвысили культуру и смягчили нравы. Верно замечено, что «Церковь была и на Востоке, и на Западе единственным в своём роде учителем всех нравственных ценностей. Все нравственные ценности современной культуры восходят к христианским истокам, более того – к Евангелию Христову». Но это не так важно в сравнении с личным преображением человека, что и составляет главную цель христианской нравственности и цель сотворения человека.

Социологический подход и анализ ценностей ставит под сомнение их абсолютность и обращает их в договорные производные общественной жизни. Но утрата абсолютного характера ценностей происходит за счёт авторитета и влияния на общество такого социологического подхода. Это и вызывает одновременно новое понимание и новое толкование ценностей, приводящее к их полному отрицанию, то есть к нигилизму и грубому догматизму.

Это означает, что социологический анализ всегда будет иметь одно из двух тяжких последствий: а) либо он пошатнёт основания общественной жизни, б) либо создаст возможность произвольного догматизма. И то и другое весьма широко ощутимо в наше время. С одной стороны, ценности стали относительными или вообще распались, не без влияния социологического подхода и анализа, а с другой стороны, всё более влиятельными становятся новые идеологемы и концепции, принимающие вид социологии. Во втором случае можно говорить о различных социологических школах, которые оказали важное влияние на новейшую историю. Для решения этой дилеммы необходимо связать социологию с этикой.

С богословской точки зрения критический подход и анализ ценностей оказывается полезным и необходимым. Ценности, как мы сказали, абсолютизируются и выступают как малые божества. Тем самым они дезориентируют человека, лишают его реальной цели, то есть личной связи и общения с живым и действующим в истории Богом. Привязанность к ценностям раздробляет непосредственность и полноту личных отношений. Это означает, что одновременно подвергаются дроблению личный и динамический образ христианской этики. Социологическое исследование этики может открыть путь для её пересмотра. Нужно уничтожить идолов и дать возможность личности осуществить этику в своей жизни. Но простое социологическое исследование не спасает от опасности разлада и самочиния. Эта опасность особо ощутима в наше время.

Христианская этика всегда мыслится как выражение жизни во Христе. Это особенно подчеркивается в Православной Церкви. Обособление и ограничение её только областью социальной жизни искажает и извращает её. Ибо тогда христианская истина отождествляется с учением о долге и об обязанностях, которые в конечном счёте оказываются оторванными и даже противопоставленными духу христианской этики. Особым образом социологизированная христианская этика христианских исповеданий Запада порой превращается в пародию на Евангелие и евангельское нравственное учение.

Это неизбежно, если принять во внимание, что Евангелие не от человеков происходит (Гал. 1, 11), и что всякая попытка подчинения его человеческим целям и намерениям неизбежно вызывает искажения. Это не означает, что ценности и институты, которые сформировались в истории под влиянием евангельского духа, не нужны или не могут быть поставлены в перспективу христианской этики. Ведь они, помимо объективной важности для организации и поддержания личной и общественной жизни, полезны для духовного преуспеяния и совершенствования верных.

Но здесь возникает вопрос: как могут материальные ценности и уложения помочь духовному преуспеянию и совершенствованию верных?

Ответ на этот вопрос легко дать, если учитывать принцип ипостаси, то есть личности. Что означает этот принцип? Он означает просто-напросто, что всякая положительная или отрицательная оценка и признание предметных составляющих жизни непосредственно связаны с личностью. Добро и зло, святость и грех мыслятся и существуют всегда в связи с личностью и её жизнью в обществе. Нельзя, например, мыслить грех, не мысля при этом личные отношения. Вне личных отношений не существует и не может существовать реальное общение с Богом, а всё начинает тонуть в небытии.

Но и на весах истории мы видим, что помимо личности не могут существовать и действовать честь и бесчестье, положительные и отрицательные законоположения. Всё это исходит от личности и действует в связи с ней. Из личных намерений и личных целей всё названное приобретает положительный или отрицательный облик и используется во благо или во зло человеку.

В тот момент, когда образуется какой-либо общественный институт или учреждается обществом какой-либо принцип, созидается новая реальность. Эта реальность сохраняет некую относительную автономию по отношению к человеку. Конечно, человек будет иметь дело с этой реальностью. Но уже само наличие этой реальности оказывает определённое влияние на ход дел, положительное или отрицательное, которым нельзя пренебрегать.

Каждая эпоха содержит этот тонкий момент: независимое и безупречное функционирование оматериализованной этики. Немаловажно и то, что добро или зло овеществляются (материализуются). Конечно, личности, обладая ими, будут их использовать в соответствии со своими добрыми или злыми намерениями. Но и сами по себе эти предметы важны. Прежде всего, так нужно мыслить о нашей эпохе, когда главенствует институциональная организация общества, тогда как личность и личнностные отношения постоянно ослабевают.

В этике, как и в догматическом учении Церкви, существуют не только «опасности слева», но и «опасности справа». Ведь была не только арианская ересь, которая отрицала божественную природу Христа, но и монофизитская ересь, которая отрицала человеческую Его природу. Церковь не считала, что одна из ересей опаснее другой, но противостояла им с равной доблестью. И в этике опасно не только отрицание её полностью божественного характера, но и отрицание её осуществимости в повседневной жизни, что одинаково важно.

Идеализм, который есть более утончённое, но потому и более опасное лжеучение, чем материализм, часто искажает истинное понимание христианской нравственности. Но если мы будем хранить почтение к личности и отражать угрозы, которые исходят с обеих сторон, мы сможем пребывать в духе и сохранять правильное направление христианской этики.


более подробно >> https://azbyka.ru/otechnik/Georgij_M...i-istina/#0_10